руках.
– Соленые овощи я люблю, – сказал Остронос. – Самому удивительно, до чего же я неравнодушен к вашей человеческой пище. Ну, здравствуй, старый разбойник!
Монах нахмурился и строго посмотрел на тэнгу.
– Ах да, простите, я и забыл, что мы теперь исполнены подлинного благочестия! – воскликнул лукавый тэнгу. – Мы раскаялись в былых грехах и принесли обеты. Очевидно, как раз обет послушания и гонит нас сегодня босиком через сугробы.
– Во-первых, я обул варадзи, – Бэнкей показал на свои плетеные сандалии. – А во-вторых, ты знаешь, что холода я не боюсь.
Его руки, как и в монастырских покоях, были обнажены по плечи.
– В-третьих, это не совсем обет послушания… – Бэнкей задумался. – Это не послушание как таковое, Остронос. Просто отец-настоятель обещал найти для меня Путь. Если он куда-то посылает меня – значит, это в первую очередь нужно мне самому. Как по-твоему, успеем мы перекусить, пока молодые господа со своей свитой не скроются из виду?
– Ты имеешь в виду ту компанию, что ночевала в монастыре? – спросил Остронос. – А даже если они и скроются из виду, тебе-то что? Я подниму тебя на сосну, и ты вволю ими налюбуешься. Или тебя послали за ними вдогонку?
– Меня послали их охранять.
– И от кого же? Не от нас ли, вольных тэнгу? Или от горной ведьмы? Такие приятные и утонченные молодые господа – прямо лакомство для нашей старушки! – развеселился тэнгу и даже рассмеялся, сверкая мелкими острыми зубами.
– Сам бы я хотел знать, – сказал Бэнкей. – Отец-настоятель за версту чует нечисть. Что-то такое к ним привязалось, а он учуял. А что бы это могло быть – не сказал.
– Господа совсем еще молоденькие. Наверно, понравились здешним лисам, – тэнгу покачал головой. – Знал бы ты, Бэнкей, какими красавицами перекидываются наши лисы! Но особой опасности тут нет. Лиса сперва поживет с молодым господином в девичьем облике, а потом вспомнит про свои лисьи дела – и хвост трубой. Чтобы до смерти залюбить – такого наши лисички не вытворяют.
– Недавно померла старшая дочка здешнего наместника, – хмуро напомнил Бэнкей. – Уж не ее ли это штучки?
– Призрак для молодого человека, конечно, куда опаснее лисицы, – согласился Остронос. – Всю жизнь высосет и выпьет. Ну, что, поднять тебя на сосну? Убедись, что там у них все в порядке, и сядем перекусим. Я тоже не с пустыми руками. Еще с осени мы запасли сушеную хурму.
Тэнгу ударил крыльями по воздуху и вспорхнул на ветку.
– Ого! – вдруг сказал он. – Бэнкей, никакой закуски не получится! Там у них страшная суматоха!
– Ну-ка, помоги, – спокойно попросил Бэнкей, протянув вверх мускулистую руку. С ветки свесилась покрытая серой чешуей нога – почти человечья, но с длинными когтистыми пальцами. Бэнкей поудобнее захватил эту ногу, чтобы когти сомкнулись на его запястье, и это встречнее движение было для обоих, монаха и тэнгу, привычным.
Несколько
