назад, ища, на чтобы присесть. Из земли торчали только срезанные под корень остовы скамеек и чего-то ещё, расположенного вокруг столба побольше – когда-то это было беседкой.
Резать себе седалище их острыми краями было бы глупо. Сидеть на горячем бетоне вровень с ногами было неудобно повреждённой спине, колени мешали видеть скользкие шнурки, опять затянувшиеся в геркулесов узел.
Он встал на одно колено, скривившись, когда шероховатости бетона врезались в-из-под коленную чашечку. Ему никогда не удавалось расположиться так, чтобы было удобно и на кость не давило.
От неудобной позы начали подрагивать поджилки, а клятые скользкие нейлоновые шнурки никак не вязались в нормальный узел. Лучше бы он их вообще не трогал! Перила клятые…
В спину ему опять смотрели. Он обернулся – у подножия лестницы, ведущей к обелиску, стоял Второй, обхватив падающую голову рукой и медленно водил другой рукой туда-сюда, подавая сигнал.
Пятый помахал в ответ. Второй опустил руку и поник головой, обхватив её и второй рукой: его часто так накрывало, в подходящих и безосновательных местах, а таблетки из походной аптечки он почему-то не глотал. Из принципа, видно. Или из-за нежелания признавать себя больным.
Пятый сунулся было как-то – узнать. Второй мигнул, прокристаллизовался взглядом и… вышел из себя (разом став кем-то другим) резанув его сурово-злобным глазом так, что больше не хотелось. Вообще.
Впрочем, Второй никогда не жаловался на состояние, и на этом его душа успокоилась. Настолько, что можно было подойти поближе.
– Ну что… – Второй завис с немного сосредоточенным видом.
Это была его очередная странность – во время разговора он вдруг замолкал, будто заготовленный кусок текста куда-то исчезал. После рваной паузы, он продолжал, но пропустив изрядный кусок, который можно было восстановить.
Но это требовало усилий.
Пятый подозревал, что по каким-то причинам Второй не хотел говорить банальные вещи. А без них разговор выстроить трудно: шестерёнкам между собой нужна смазка. Второй смазыванием и не мучался, перекладывая тяжесть увязывания смысла на Пятого.
Правда, на прямые вопросы он всё же отвечал. Но тоже с вывертами.
– Что за хрень?
– Не понимаю.
– Чего не понимаешь?
– Не понимаю, какая хрень – Второй имел несколько растерянный вид и старался это скрыть – я вряд ли знаю сильно больше твоего.
– Что со мной произошло?
– Не знаю, не видел.
Дальнейшие вопросы вроде «Почему я упал с моста?» или «Почему рельсы начались там, где кончились?» были бесполезны. Второй замкнулся в себе, и вытягивать его оттуда было глухо.
– Куда пойдём?
– Пока не знаю.
Снова-здорово, двадцать пять за рыбу деньги. Пятого злило некомфортное состояние внутри и снаружи. Сейчас самое время резко дёрнуть и пойти
