ведь был здесь? – настаивал Пятый, плохо переносящий непонятные вещи.
– Если глагол «был» применим к видениям.
Край бордюра жёстко врезался Пятому в промежность.
– В каком… смысле? – спросил он осипшим от неизбежной боли голосом.
Место второе. Становой хребет
Второй посмотрел на него, подумал и сказал:
– Ты ведь видел паутину? Ощущал прикосновение к коже? Бежал, всё больше увязая?
Пятый посмотрел на сухие стволы деревьев, с ободранной корой и пожелтевшей листвой в середине лета. Стволы частично перекрывала подстанция, но зачем в лесу подстанция? Особенно если к ней не подходят провода. Покрыта несмываемой краской того же густого зелёного цвета, который… дальше память обрывалась. Мысль перебила паутина… меж стволов опять что-то блестело на грани видимости… Пятый помотал головой и стал смотреть в другую сторону. Второй чуть сжал поручень, пальцами осыпая отсохшую краску.
– Со мной было то же самое.
– Ну чем-то же оно кончилось это самое. Дальше-то что было?
– Дальше я проснулся в холодном поту в три часа ночи и до утра убеждал себя, что пауки не такие страшные и с ними можно договориться.
Пятый развернулся – Второй чуть улыбался, что было ему несвойственно, но продолжать тему не собирался. Тогда Пятый отодвинулся от опасного края, от которого не спасают поручни и попытался подтянуть ноги. Разгорячённый ветерок неприятно попадал в глаза, суша их.
– То есть ты знаешь это место?
– Это? Это я не знаю. Но оно очень похоже на тот город, в котором я родился.
– Похоже? А может он?
– Мы идём без карты, но даже в таком случае он должен быть за тысячи километров отсюда. А я не настолько криворукий штурман.
– Но ты здесь ориентируешься.
– Я слышал, что у него были города-побратимы. Строившиеся по тому же проекту, разбросанные по всему Союзу. Видимо, нас занесло в один из таких клонов.
– Так ты можешь объяснить толком, что здесь происходит?
– Толком? В нашем весёлом мире? – удивительное дело, Второй разсловоохотился настолько, что снизошёл до подробных объяснений – я знаю только то, что это место имеет потрясающее сходство с городом моего детства – раз, и что в нём происходит неведомо что, преследующее меня долгое время в видениях – два.
Они стояли на странном перекрёстке. Вниз шла широкая лестница в пять ступенек, за которой после бетонного пятачка начиналась дорога, разделённая пополам узким газоном. Правый тротуар был почему-то существенно шире, почти как дорога. Левый – вполне себе обычный узкий тротуар вдоль дома, потом вдоль невысокого просвечивающего забора.
Влево серпом уходила дорога вдоль глухого бетонного забора, когда-то белого, а сейчас – посеревшего от носимой по улицам пыли. От дороги в низину, усаженную деревьями, уходила лестница, разделённая посередине уступчатым
