ногу на ногу, сидел человек, олицетворяющий сейчас для Веры самого дьявола во плоти – Герман Фишер собственной персоной. Не смотря на все свое гнилое содержание, о котором Вере недавно стало известно, этот мужчина был божественно красив. Очевидно, даже годы шли ему только на пользу. Внешне он вообще походил на человека из другой эпохи, эпохи лордов или зажиточных землевладельцев. Густые черные волосы без намека на седину, аккуратно постриженные усики и короткая щетина, большие светлые, всегда горящие то ли азартным то ли недобрым светом глаза на загорелом чуть обветренном лице. Пока еще не глубокие, самые первые морщины ничуть не портили его, а как будто напротив делали акценты на достоинствах его внешности, выгодно подчеркивая красоту его черт. Он, несомненно, господин – это читалось в каждом жесте. Еще на интервью Вера отметила его величественные манеры, повелевающие интонации, не терпящий возражений взгляд.
– Где я? – прошипела Вера.
– У меня в гостях, дорогая, расслабься, – спокойным тоном проговорил он, указывая на ее сжатые кулаки.
– Это обязательно? – Вера нервно дернула руками, которые были окольцованы пластиковыми ремешками, закрепленными на ее больничной койке.
– Вовсе нет. Дополнительная мера предосторожности.
– Дополнительная? – усмехнулась она, – Другими словами мне и так не выйти из этого дома живой, но перестраховка не помешает.
– Знаю, что Пахом успел тебе все рассказать. Представляю, твое состояние сейчас. Но твоя осведомленность не входила в мои планы, поверь.
– Залатанный гаденыш сдал меня. Сдал тебе как кусок паршивого мяса.
– Не совсем так. Не ропщи на Пахома. Он еще какое-то время колебался. Хотя уверен, он бы и сам принял верное решение. Первый шаг к нему он уже сделал, усыпив тебя у себя дома. А я еще при разговоре в морге прочитал в его глазах обман. Я сразу понял, что он приведет меня к тебе, но даже не ожидал, что так быстро. Мне следовало раньше посвятить его в подробности о важности именно твоего тела, тогда бы не возникло лишней суеты. Может, мне он и не предан как пес, но Эллу Пахом боготворил всегда. А ты дел, конечно, натворить успела: сначала каким-то чудом очнулась раньше времени, вопреки всем биохимическим законам, а вчера учудила этот номер со своим Антоном. Что теперь прикажешь мне с ним делать?
– Не смей трогать Антона, – Вера поднялась, насколько ей позволили удерживающие ее браслеты, – Мразина бесчеловечная!
– Да успокойся, ляг. Он и не дает повода, как ни странно. Вчерашний спектакль пришелся не ко двору, твой хахаль уже нашел тебе замену.
– Врешь, тварь!
– Попрошу не выражаться, в этом доме, – предупредил Герман.
– Засунь себе в задницу свои аристократические замашки.
Герман поднялся и, застегивая пуговицу на пиджаке, засобирался уходить.
– Плохое поведение. Подумай над ним. Пока в таком же положении. И запомни: люди, которые работают в этом доме, которые будут приносить тебе еду, обслуживать тебя, пока ты не заработаешь
