тяжелела с каждой секундой, я уже не контролировал свое состояние, прогрузившись в сон.
***
Выспаться? Не знаю, какой студент дружит с этим словом, но точно не я и точно не в эту ночь. В университет нужно было идти к первой паре, и это не могло никак обрадовать.
Все вокруг тянулось очень медленно. Обычная машина, казалась, длинным лимузином, натянутая нить для сушки белья – канатом, который обычно висит в спортивном зале от самого потолка до пола и всем мешается, потому что никто на нем не занимается. На самом деле все было обычным, это я волочил ноги так, как будто на мне сверху было пятьдесят килограммов веса. А, ведь, занятия будут на четвертом этаже, и задача добраться до нужной мне аудитории показалась вовсе невыполнимой.
До конца третьей пары я все-таки окончательно проснулся и мог существовать в этом мире в нормальном времени, а не как утром.
Лунэсс на работе не было, что меня очень удивило. Рэм же сидел за столом в замке из бумаг, которые все время перекладывал и что-то писал, а со склада раздавались какие-то звуки, которые издавал Оливер. Но что там делать? Мы тогда с Рэмом все убрали и подготовили место к привозу новых инструментов.
Подходя к складу, я услышал ту же мелодию, что и вчера вместе с Лунэсс. Неужели ее играет Оливер? Может постучаться? Или тихонько войти?
Я аккуратно открыл дверь и хотел встать у стены, чтобы посмотреть со стороны на него, но музыка внезапно оборвалась.
– Хей, ну, что ты там так шумишь, тише нельзя было войти? Ты бы еще постучался в нее и сказал: «Извини, не помешаю ли я?».
– Э…а я, хотел послушать, вы ли это играете или нет, – ответил я растерянно.
– Хочешь послушать, возьми стул и садись.
– А если там покупатели придут? Рэм занят, а Лунэсс…
– Если кто-то придет, то мы услышим. От того, как ты вошел в магазин, я от неожиданности чуть гитару не выронил, будто кто-то вломился, ударив ногою дверь.
Я сидел словно парализованный. При первой встрече он показался мне странным, но приветливым, не то что сейчас грубым и вспыльчивым. Но все мои мысли сразу же растворились в мелодии, которую он начал играть. Словно это был дождь, как в тот вечер с Лунэсс. Сначала медленно, потом быстро, темп менялся именно в тот момент, когда это было необходимо, и музыка сама просила увести ее в другое направление. Мелодия была легкой, скользящей по темному складу. Она проникала в сердце, заставляла все тело покрыться мурашками и о чем-то на мгновение задуматься, а потом проститься навсегда, как с каким-то человеком, с которым больше никогда не увидишься.
– Это было здорово, – сказал я, когда Оливер закончил играть.
– Да, знаю, самому очень нравится. Обычно я ее играю, когда у меня хорошее настроение или все наоборот плохо в жизни.
– А сейчас у вас что?
– Не видно что ли хорошего настроения у меня? Ты сейчас думаешь, что я на тебя накричал и обвинил в том, что ты мне помешал играть? Хах, это
