утешить хотелось. Он ведь помнил, как заботливо выхаживала эта суровая с виду женщина его и Верзилу, когда Кринаш по дешевке купил их у надсмотрщиков в каменоломне. Он тогда подыхал от воспаления легких, а Верзила, строптивая душа, был забит до того, что превратился в кусок мяса. Даже надсмотрщики, уж на что сволочной народ, честно предупредили Кринаша: выбрасываешь, мол, свои деньги! А тот рискнул и после уймы трудов получил двух рабов: один немой, другой с отшибленной памятью…
А теперь он, Молчун, проспал беду! Из-за него Кринаш может погибнуть!
Измученный угрызениями совести, бедняга пошел в дом – проверить, все ли в порядке. И от самой лестницы услышал сверху писк.
Это говорить он не может, а слух отличный! Кто другой бы решил – котенок замяукал… Какой там котенок! Дагвенчи проснулась, пробует голосишко. Попищит немного, а потом как заорет на весь дом! Есть захотела.
Вовремя, маленькая! Очень вовремя! Ты сейчас нужна своей матери!
Молчун бегом поднялся наверх, вынул малышку из колыбели, вынес на крыльцо и положил на руки Дагерте. А сам с устрашающе бдительным видом зашагал вдоль ограды – не лезут ли какие злодеи?
На сумрачном лице женщины мелькнула тень улыбки. Развязав ворот рубахи, Дагерта принялась кормить дочурку.
Какое оружие, зачем? Что из жалких человеческих выдумок могло бы повредить этому древнему, загадочному, могучему миру?
Кринаш труса не праздновал, но и дураком не был. Понимал, когда надо требовать, а когда не стыдно и просить. И не стучал лбом в крепостные ворота, раз нет под рукой тарана.
– Я не враг, – негромко, словно пробуя голос, сказал он в танцующее кружево ветвей и листьев. – Я уже был здесь однажды.
При звуках голоса все вокруг изменилось – словно взвихрилось зеленое пламя. Стена деревьев поднялась, закрыв солнце, и надвинулась на Кринаша. Навалились запахи – жаркие, влажные, душные, сильнее всего пахло тлением, гниением. Сомкнулись стволы, переплелись жадные ветви, смешалась жирная плотная листва. Лианы хищно потянулись к непрошеному гостю, оплели сапоги, поползли выше – к груди.
Кринаш даже не двинулся, чтобы защититься.
– Я не враг, – повторил он громче. – Я дал вам слово – и держу его!
Это было не совсем правдой, но сейчас Кринаш искренне верил, что во всех деталях соблюдал уговор, заключенный шесть лет назад на этом самом месте.
Стена неведомого южного леса подернулась маревом и исчезла. Вместе с ней исчезла и оплетенная лианами полубесчувственная Ульфейя. Пронзительный ветер хлестнул по плечам, прикрытым окровавленными лохмотьями рубахи. Кринаш поежился, узнав места, куда его заносило в юности и куда он совсем не желал возвращаться.
Граница Силурана и Уртхавена. Чахлый лесок – из тех, что сопротивляются буранам и метелям, гуляющим по уртхавенской тундре. Сейчас он не был заметен снегом. Уродливые, кривые деревца даже покрывала желтоватая листва. Но какими жалкими, старообразными выглядели
