тоже не ринулся обнимать любимую. Он поднял руку, взглянул на ладонь, словно видел ее впервые. Сорвал с зазеленевшего топорища ржавый кусок железа и отшвырнул прочь – так узник отбрасывает опостылевшие кандалы, в кровь натершие запястья.
Тут же мгновенное отвращение исчезло с лица Хашуэри, и со спокойной, ясной улыбкой он обернулся к Ульфейе.
– Мне ко многому придется привыкать заново. – Хашуэри задумчиво покачивал в руке наполовину опустевший кубок. – До сих пор не могу забыть ощущение, когда сквозь тебя струится древесный сок. Не как кровь в жилах, а… нет, не могу объяснить.
Они сидели за столом, врытым в землю у крыльца. Почему-то не хотелось идти в дом. Ясная холодная ночь светлела, становилась легкой и прозрачной. Облака разошлись, и невесомая луна парила в небесах, словно сорвавшийся с неведомой ветви серебристый лист.
Мужчины пили вино вдвоем. Ульфейя, которая стойко держалась весь путь до постоялого двора (кстати, путь легкий и быстрый), при виде ограды – вот она, безопасность! – навзрыд расплакалась. Дагерта чуть ли не силой влила ей в рот успокоительный отвар и увела в комнату, где измученная женщина сразу уснула.
Хозяйка сновала между столом и кухней, выставляя перед возвратившимся супругом и спасенным Сыном Клана все, что можно быстро состряпать в такую рань. Она не улыбалась. Хотя муж и набросил на плечи новый плащ, Дагерта не могла забыть его изодранную спину. Кринаш сказал: «Ерунда, царапины!» Но жену он не убедил. Ей больше всего хотелось, чтобы пирушка поскорее закончилась и можно было промыть эти самые «ерунда, царапины» целебным настоем.
– Я очень благодарен тебе и Ульфейе, – негромко говорил тем временем Сын Клана. – Даже не знаю, как выразить мою…
– Да просто, – подсказал Кринаш, во хмелю растерявший почтительность. – Буду премного доволен, если мне заплатят за плащ и куртку. Хорошая была, из буйволовой кожи.
– Куртка? – не сразу понял Хашуэри. – Да, конечно, конечно! Боюсь, я отвык думать о житейских мелочах, пока здесь произрастал. Зато многому и научился у деревьев: терпению, уменью жить неспешно и спокойно. А магия… думаю, моя сила возросла. И волшебным посохом я обзавелся. – Он с улыбкой погладил прислоненную к столу рукоять секиры в мелких веточках.
– А листья не завяли! – с опаской покосился на колдовскую штуковину Кринаш.
– И не завянут, я уверен. Может, к зиме пожелтеют и упадут, но по весне веточки зазеленеют снова. Это чары, которые посох впитал из земли. Ах, какие у вас удивительные места! Повсюду дремлет магия, древняя, как мир!
– Что дремлет, так это ладно, пусть бы до конца дней дремала. Вот как она перестает дрыхнуть – ох, весело всем приходится! А еще поблизости прохудилась Грань Миров. Лезут к нам такие чудища, что во сне увидишь – подушкой не отмашешься!
– Вроде тех, что напали на вас с Ульфейей?
– И похуже есть. Заходил летом Подгорный Охотник. Сказал: в лесу появились ящеры.
– Это что-то вроде драконов?
