style="font-size:15px;"> Игнат рассмеялся:
– Ты не бойся, чибис, я не трону твоих птенцов.
Чибис летал, расправив сильные крылья. Игнат представил, как где-то в траве сидят взъерошенные, неоперившиеся птенцы.
– Вот ведь, ответственность какая, – думал Игнат, – это ж нужно птенцов на крыло поднять!
– Игнат! А где ты пропадал? – услышал он.
Это был пастух Иван, который возвращался из совхозной овчарни.
– Полина твоя извелась вся. Решила, что ты помер. Мы тебя три дня искали. Вот ведь, радость какая, что живой!
– Да, чем упрямее за свою дурноту держишься, тем смертельнее. Иной раз мир под себя повернуть хочется, – сказал Игнат больше себе, чем Ивану.
– А о чем задумался-то? – спросил простодушно Иван, пропустив мимо ушей непонятную реплику Игната.
– Да вот, думаю, как сложно вырастить взрослую птицу.
– А чего там сложного? – рассмеялся пастух, – пусть за отцом повторяет, учится крыльями махать.
– Не в этом дело. Мы-то детей своих все торопим, перьев от них ждем там, где еще пух. А перья-то ведь не втыкаются. Они изнутри растут. Детей взрастить, вырастить нужно. Чтобы и смелость, и стойкость, и мудрость житейская изнутри исходила, а не нами наторкана была. Чтобы стала частью тела и тогда… Крылья расправил и полетел… Изучать законы надо, а не птенца. Мне отец жесткие правила оставил. Вникать нужно и в закон, и в птенца, чтобы едиными стали, чтобы законы жили и действовали не над птенцом, а в птенце. Тогда закон защитит его, как корабль на море. Море оно сильное, а корабль в нем не тонет. А самолеты? Ты смотри, какой ум нужен, чтоб самолет в небе удержался! А птице-то и думать об этом не надобно. В ней это все. Законы эти…
– Странный ты, Игнат, я тебя бояться начинаю, а пропадал-то где?
– Сам не знаю, знаю только, что другим вернулся.
– А это хорошо?
– Что вернулся?
– Что «другим».
– Еще не понял, только чувствую, что выздоравливаю.
– А ты болел?
– Да, Иван, смертельно.
– А теперь как?
– Теперь я умер.
Иван уставился на Игната и перекрестился, а Игнат рассмеялся и сказал:
– Мое «я» умерло.
– Так что ж за болезнь-то была?
– Страсть менять всех и всех перевоспитывать. Очень тяжелое заболевание. Настоящее бремя. Непосильное.
– А теперь что?
– Теперь сердце мое для людей открылось, Иван!
Иван вздрогнул и отшатнулся от Игната.
– Иван! – добавил Игнат, – колодец-то с мертвой водой мы зря забросили. Протоптать к нему дорожку надо.
Муравейник
Над лесом поднялось солнце. Жители огромного муравейника засуетились. Нужно было успеть сделать много дел.
Руководил организацией и реализацией ежедневных планов самый старый и опытный
