решили мы эту статую хотя бы за вагон бахчи выменять, тогда еще вода была, и пожертвовать арбузами возможность имелась. Но наши ходоки нигде в Москве эту статую не нашли, хотя приметы мы им сообщили точные, размер груди и горловины на листочке написали…
Тут я прервался, потому что мы уже дошли до сельсовета.
Иван Никитич сказал, что вовнутрь не зайдет, потому что – чего он там не видел? Мы с Мусой, наоборот, имели дела к Председателю и хотели, пристроившись к новому учителю, их решить.
7
Нам повезло – Председатель оказался на месте.
Сельсовет, он же Правление, он же Музей А. Македонского, – одноэтажное здание с надписью «Добро пожаловать» на двух языках, причем транспарант с русской надписью висит вверх ногами. Получилось это нечаянно и провисело так дней десять, пока кто-то не обратил внимания и не выступил с рационализаторским предложением повесить русское «Добро пожаловать» как положено, ногами вниз. Председатель, как обычно, сказал, что разберется. Еще двадцать дней он разбирался, потом сказал, что отношения с Россией сейчас неопределенные, поэтому пусть пока висит, как повесили. А на предложение некоторых «вообще снять это приветствие» Председатель сощурился и ответил, что, поскольку отношения с Россией сейчас неопределенные, пусть висит.
Впрочем, учитель не обратил на пожелание добро пожаловать никакого внимания. Кажется, какая-то невеселая мысль, как случайно проглоченная косточка, застряла в нем.
– Стоять!
У нас даже рты от удивления раскрылись.
Ноги, как колеса тормозящей машины, сделали пару бессмысленных шагов и остановились.
– Стоять, кому сказал!
У входа в сельсовет сидел наш Участковый с канцелярской книгой и неизвестной большой собакой.
Собака, в отличие от Участкового, улыбалась и показывала язык.
Рядом стояла какая-то конструкция, подпертая табуреткой и партой, чтобы не упасть. Если присмотреться, это был выломанный откуда-то дверной косяк. Можно было даже прочесть накорябанное на нем нелитературное слово.
На подпиравшей косяк табуретке сидела жена Участкового, дородная, с синими от усьмы[4] бровями. Она тоже улыбалась. Перед ней красовалась другая табуреточка, на которой лежали сигареты, несколько помятых конфет, насвай[5] и другие продажные вещи.
Мы с Мусой переглянулись. Ничего такого здесь еще неделю назад не замечалось.
Участковый, прогуливаясь подозрительным взглядом по нашим лицам, сказал:
– Документы – мне, драгоценности и всё, что звенит, – ей!
И ткнул своим откормленным пальцем в сторону супруги.
Муса, который вообще среди нас самый непримиримый борец, возмутился:
– Искандер-акя, это что такое? Какие документы? Ты, что ли, с моим двоюродным братом со стороны отца в одном классе не учился, тройки
Растение, используемое для окрашивания бровей.
Особо приготовленный табак, закладывается под язык.
