каждом месте своя справедливость. В джунглях большого города она одна, в джунглях предгорий она другая и третья в джунглях мужских и женских монастырей, кварталов терпимости и так называемых традиционных театрах культуры. Поэтому не жди справедливости и не проси о ней, если уж ты решишься вступить в эту игру. Запомни, ее нет и никогда не будет, так же как нет и никогда не будет справедливости для тех, кто пришел в этот мир незванным и непрошенным по вине таких как ты искателей приключений.
– И все таки, я готов пойти на представление, и я уверен, что нет такой женщины, которая сможет соблазнить меня настолько, чтобы я согласился пожертвовать вашему дурацкому монастырю свое богатство и свою жизнь.
– Хорошо, сказала девушка, я сделала все, что я смогла, а дальше пусть на то будет Воля Божья.
После полудня на следующий день на большой площадке перед жертвенной чашей начали раскладывать большой костер. Смолистые бревна для него были заготовлены заранее. Крестьяне окрестных деревень, часть из которых, если верить рассказу девушки, могли быть детьми искателей приключений, с интересом поглядывали на трех или четырех молодых людей, старательно избегающих друг друга, которые с хозяйским видом похаживали по площади и свысока поглядывали на суетившихся, в предкушении редкого зрелища местных ребят. Через полчаса или час после того, как солнце вышло из-за высоких деревьев, окружающих поляну и осветило площадку перед кострищем, зрители, собравшиеся из всех окрестных мест, притихли. Под барабанный бой из ворот монастыря вышла большая процессия, впереди которой шли барабанщики, а за ними следовали вереницей жертвенные животные, самые юные и все более взрослые жрицы храма. Последними шествовали матери-настоятельницы и старейшие из них, срок жизни которых явно подходил к концу. Процессия дошла до жертвенницы, совершила круг почета вокруг нее и совсем юные девочки начали танцевать гимн жизни под мерный рокот барабанов и сладострастно вздыхающие трубы и флейты. Их пляска все убыстрялась. Смуглые тела подростков, натертые маслами и благовониями, сверкали и переливались на солнце, юные бедра вполне по-взрослому изгибались в сладострастных призывах, а мелодия все ускорялась, все звала куда-то и на сцену вслед за девочками вышли молодые женщины.
Их пляска казалась еще более чувственной, но так же не могла затронуть сердца молодых мужчин, прибывших на праздник. Их сменили более пожилые женщины, и, наконец глубокие старухи, которые двигались неторопливо, устало и очень степенно, как бы напоминая своими движениями о конце праздника жизни. Мелодия замедлилась. Но потом, когда старухи заняли почетные места на камнях позади жертвенной чаши, все внезапно опять изменилось.
Совсем юные девушки двенадцати-тринадцати лет и дети трех-четырех летнего возраста выпорхнули на площадку, неся с собой саженцы плодовых растений и цветов и мешочки с семенами, символизирующие начало жизни или новый поворот бесконечного ее колеса. С песнями и плясками они внесли свои дары к жертвенной чаше и зажгли костры в каждом углу
