у меня состоялся серьезный разговор с отчимом. Мама вышла замуж за Иннокентия Ивановича Власова, когда мне было, наверное, лет пять. Жили мы к тому времени в Башкирии, в маленьком городке Кумертау, что в паре сотен километров к югу от Уфы. Кстати, в переводе с башкирского Кумертау означает «угольная гора». Словно некий знак моей будущей жизни оказался заложен в том названии… Почему именно там наша семья нашла себе пристанище лет на восемь, не скажу. Знаю лишь, что родни у нас в Кумертау не было.
Но вернусь к рассказу об Иннокентии Власове. Я обязан ему очень многим в жизни. Отчим всегда по-доброму ко мне относился и помог выучиться, встать на ноги, получить образование.
Иннокентий Иванович выглядел словно настоящий русский богатырь: рост под метр девяносто, косая сажень в плечах. Повоевать на Великой Отечественной, правда, он не успел: эшелон с новобранцами, среди которых находился и рядовой Власов, направлялся к линии фронта, когда пришло известие о победе над гитлеровской Германией. После демобилизации отчим окончил торговый техникум и, сколько помню, всегда работал по специальности: был товароведом или экспедитором. Моя мама, кстати, тоже занимала «хлебную» должность бухгалтера на хлебозаводе.
Ребенком я любил ходить рядом с Иннокентием Ивановичем, большим и сильным. А он, похоже, стеснялся того, что вынужден держать за руку азиатского мальчика с характерным разрезом глаз. Я хоть и был пацаненком, но нутром чувствовал его дискомфорт. Каждый встречный норовил спросить: «А это кто с тобой?» Власов отшучивался, а я ежился. Тем более что у Романа и Гали, моих брата и сестры, которых мама родила в браке с Иннокентием Ивановичем, лица удались славянские.
«Паспорт дается человеку на всю жизнь, – сказал отчим, позвав меня на разговор. – Как в нем записано, так и станут называть. Представь, на производстве не смогут выговорить твоего имени, начнут дразнить, издеваться. Ты не сдержишься, ответишь, огребешь проблем на ровном месте. Оно тебе надо? Предлагаю: становись Аманом Иннокентьевичем. А что? Нормальный вариант! И имя свое сохранишь, и отчество, извини, “человеческое” получишь». Власов, трезвомыслящий мужик, понимающий, в какой стране живет, по-отечески правильно все объяснил. Я кивал, но не говорил ни да, ни нет. Однако задумался всерьез.
Когда пришел получать паспорт, в загсе меня спросили: «Ну, что решил, юноша? Будешь менять имя?» Я догадался: Иннокентий Иванович не поленился, съездил в контору и самолично провел профилактическую работу перед моим приходом. До сих пор не знаю, почему свел на нет старания отчима, ответив: «Пишите, как указано в свидетельстве о рождении».
Мать не раз с гордостью рассказывала историю героического рода адай, к которому принадлежали деды и прадеды по отцовской линии, внушая мне почтение к памяти предков. Она с интересом читала книги казахских и татарских писателей, любила исторические фильмы и часто повторяла: казах обязан чтить свое духовное наследие. Наверное, ее слова возымели действие. Позднее
