здесь не насилуют и не убивают! Подписывай, другого варианта нет! – сказала она с ухмылкой.
– Хорошо, – обречённо выдавил я.
Взяв ручку с обгрызенном колпачком, я поднёс ее к бумаге и, как ребенок, накалякал закорючку.
– Вот и замечательно! – расцвела она
– Фамилии, имена, отчества родителей, где работали?
Назвал фамилии, что работали на нашем любимом местном заводе. Потом спросила про брата, был ли здесь кто-нибудь из родственников.
– Курите, принимаете алкоголь, наркотики?
Я отвечал машинально, по – детски, чтобы побыстрее доползти до кровати.
– Хорошо, а что вы всё скрюченный сидите?
– Мне больно мозгам и руки трясутся, ещё какая-то сыпь на лбу, я её не вижу, но чувствую пальцами, раньше никогда не было.
– Хорошо-хорошо, такое бывает, пройдет.
– Когда меня выпишут?
– Не знаю, не скоро, можете идти.
Я вышел с опустошённой душой. Леший повёл меня уже по знакомому недолгому пути обратно.
– Ну, что тебе сказали? – по пути спросил он.
– Сказали, что долго ещё.
– Э, брат, так прыгать не надо было, я же тебе говорил, веди себя тихо! – промолвил он, закрывая сейф.
– Ладно хоть не Знахарь, а Лекарь, хотя какая разница в этой среде, – тихо сказал я.
– Что-что? – спросил Леший.
– Ничего, тебе послышалось.
– А…
Я сел на кровать и, не думая ни о чём, погрузился в непонятную бездну себя, борясь с самим собой. Так прошёл ещё один день комы.
Наконец- то захотелось немного покурить. Сигареты были, во тьме пробрался в туалет.
Никого не было, затянулся, прокашлялся, голова закружилась, побрёл обратно. Прошел мимо спящего санитара, который здесь был чем-то наподобие дружинника, то есть состоял в палате номер 4, но по сроку давности почивал на лаврах санитара. Это был среднего роста парень лет 30, могучего телосложения, которым его наградила матушка – природа, но, к сожалению, забыла поделиться интеллектом. Надо заметить, что говорил он складно и понятно, но над ответами к вопросам зависал и долго думал.
Это была реально машина для убийственных ударов и захватов, с огромными ручищами. Шея отсутствовала, побритая наголо голова с маленькими серыми глазёнками на лице сразу переходила в туловище на худоватых ногах. Тело пестрило самодельными наколками, не обозначающими ничего, но одна бросалась в глаза: это был круг с выходящими линиями перекрестия за него, конечно же, знак скинхеда, которыми обильно раньше в подъездах, до сегодняшних ремонтов, были исписаны стены. Сразу сложился паззл, с каких он пор здесь и за что. Он напомнил мне Шрека.
Я отправился на свою лежанку. За окнами стояла ночь, и сквозь неё медленно барабанил дождь, унося меня мыслями куда -то в обречённый угол сознания…
Вдруг послышался шорох колёс за окном, стук
