стиснув зубы, я стал терпеть. На завтрак не пошёл, часов в 10 ко мне пришла медсестра, померяла давление, сказала, что в норме, спросила про самочувствие, на что я ей протянул трясущие руки, она посмотрела на них, что- то записала в тетрадь.
– Ещё жалобы есть?
– Болит всё, особенно душа.
– ….
Ничего не ответила и ушла.
Прищурив глаза, я понял, что надо вливаться в действительность, и стал наблюдать за палатой. С неба текла вода, барабаня по подоконнику, рядом с окном лежал Терминатор Серёга. Он теребил крестик и уныло, то и дело ёрзая, смотрел в окно, потом на крестик, опять в окно, затем сказал, немного громко и отчаянно:
– Зачем они нас здесь держат, посадили бы меня в деревню, стал бы картошку копать да морковку садить… а тут что…
– Да уж, лучше картошку садить, – прозвучало напротив. – Молись, Серёжка!
– Да я молюсь, молюсь, да всё не помогает, дядя Саша, дай мне хоть иконку, а то крестик твой не помогает.
– Ишь чего удумал, заставь дурака молиться, он и лоб расшибёт.
Тут некоторые засмеялись, я бы тоже рад, да не до смеха, но хотя бы мозг получает чуть – чуть информации.
– Ну да ладно, на, возьми.
Серёжа радостно вскочил, улыбнулся, взял бумажную заламинированную иконку, лёг, повернулся боком к окну и стал громко причитать: «Господи, помоги, господи, помоги ….»
– Серёжка, потише, а то в лоб получишь! – громко сказал дядя Саша. Тот замолчал и стал ёрзать.
Дядя Саша прибыл к нам сегодня утром из 7 палаты. Эта палата предназначалась для тех, кто здесь находится уже много лет и по каким -то весомым причинам не может попасть на волю.
Гуляя по коридору, я заглянул туда. Это была светлая комната с большими окнами, в ней были тумбочки рядом с кроватями, причем, нормальными кроватями без пружин, с новыми тюфяками, стеллажом с книгами – этакий VIP на просторах маленькой вселенной душевнобольных.
Дядя Саша был типичным 50-летним мужчиной – не худым, не толстым, не высоким, не маленьким. На овале лица были бежево-серые волосы, под которыми прятались две маленькие голубые бусинки, спрятавшиеся в огромных впадинах, на смуглой коже, которые бегали из стороны в сторону, над губой виднелся шрам. Руки его постоянно тряслись, как у алкоголика, только медицинского. Находясь здесь несколько дней, я заметил, что на улицу никого не выпускают на прогулку, хотя на дворе июль месяц. Это было распоряжение главного врача, и, как оказалось, оно было четырёхмесячной давности. Дядя Саша не захотел мириться с таким приказом и объявил голодовку, за что и был сослан во 2 палату, чтоб пройти новый курс вкусных лекарств. С ним постоянно была небольшая ноша в пакете, которая висела на спинке кровати: пара книг, иконки, шахматы, фотоальбом. Последний он показывал тем, кого подпускал близко в свой круг общения- это был старый альбом с фотографиями, сделанными на фотоаппараты конца 90х годов с плёнкой, пару
