осеннюю красоту с её затяжными и бесконечными дождями, с её природой, полыхавшей огнем. Любил он лишь холодную зиму и грозу, которую так напористо предвещал ветер, разнося весть по всей округе от юга до севера. Должно быть гроза будет знатной?!
Невольно посмотрев на небо, он остановился. Темно-синее небо, усыпанное звёздами, и серые, почти черные, облака, что безжалостно закрывали множество далёких солнц. Завораживающая картина, затянувшая молодого человека в свои пучины. «Домой», – разнеслось в его голове, и он продолжил свой путь, всё поправляя своё пальто с одной отсутствующей пуговицей.
Теплый свет фонарей освещали ему путь до конца, до подъезда. Последний раз взглянув на небо, которое всё сильнее напоминало ему об утрате, он толкнул тяжёлую навесную дверь. В их доме как уже третий год не работал домофон, а с тем прекратились и звонки с просьбой открыть дверь. Тишина, тиканье часов и немного песни ветра. Словом, раньше было и мурлыканье кота, но последний пропал год тому назад.
Сквозь старые лестничные пролеты, сквозь рассыпающиеся под ногами лестницы и через невыносимую тишину он пришел к своему концу пути, к двери квартиры. Дверь, обитая коричневым кожзамом, открывалась с приятным и родным скрипом. Войдя в квартиру, он услышал первые раскаты молнии, громкие, будто кто-то ударил в барабан под его ухом. Он кинул ключ с фигуркой кота на брелоке куда-то на тумбочку в прихожей. Небрежно, по привычке он снимал свою обувь и бросал её там же при входе. С правым мокрым носком он устало ковылял в гостиную, которая также была спальней.
Дух старины не смог всё ещё выветрится, хоть в комнате и стояла новая мебель. Попытка сохранить старый бабушкин интерьер, казалось, у него не удалась, за что порой он так корил. Не обращая внимания на убранство, он направлялся прямо к дивану, где убитый жизнью лежал пару минут, разглядывая фотографии. Старые фотографии и оставшаяся после его бабушки лампа, что излучала необычный теплый и нежный свет, который мог бы растопить лёд даже в Арктике. Только это побуждало в нем жизнелюбие.
На лице появлялась улыбка, а по щеке стекала неконтролируемая хозяином слеза, блеск которой был схож с сиянием звёзд. А в окно уже стучался гость, отбивая ритм. Каждый раз разный и новый. На стекле формировались капли и крохотным ручейком стекала вниз. Блеск молний наполнял комнату особым светом: холодным и пугающим.
Раздевшись, он вновь принялся штопать свой любимый шарф, с которым так не хотел прощаться. Невольно однажды молодой человек заметил, что всякий раз, когда он садился за свой стол, чтобы заштопать шарф, за окном начиналась гроза. Как и шарф, гроза была его неотъемлемой частью, подругой по жизни.
Былой страх перед проявлением природы давно испарился, и парень уже просто наслаждался грозой. Засыпал под её колыбелью, видел в ней часть своей семьи. Гроза, шарф и объединяла всё это квартира. Пусть она и не была такой новой, пусть она была далеко от его работы, ему всегда было приятно возвращаться в небольшое его обиталище, где он не жил по инерции, как было принято, а медленно и задумчиво
