и кивком головы дала понять, что все в порядке. Дикбер, опустив голову, зашла в дом. В таких случаях у чеченцев не принято сразу идти в дом жениха. Кстати говоря, с какого-то момента жених и вовсе выпадает из поля зрения семьи – всем занимаются его родственники. Невеста находится в доме у родной сестры жениха, пока не завершатся необходимые дипломатические переговоры с ее семьей. Родственницы жениха встретили ее очень доброжелательно. Но родне Али еще предстоял непростой разговор с Кели. На следующий день послали людей к матери Дикбер с извинениями и вестью, что ее дочь у них, и они готовы строить родственные отношения.
– Мир вашему дому. Мы пришли с добрыми намерениями, с открытой душой к вашему порогу. Если позволите, мы его переступим.
Однако для Кели это был страшный удар, и она не пустила гонцов на порог своего дома. Женщина до такой степени была разгневана и расстроена поступком дочери, что слегла. Она сочла это предательством и считала, что Дикбер опозорила ее семью, нарушила данное слово – подвела тех уважаемых людей, которые однажды приходили ее сватать. Но самое ужасное – не дождалась отца и его благословения.
– «Дала кхелл йойла хьуна!» (Пусть покарает тебя Бог). Так ей и передайте! – говорила она всем, кто приходил к ней на переговоры.
Проклинала она свою дочь так, что даже близкие родственники не могли ее остановить.
– Что же ты так ее бранишь? Что она такого страшного сделала? Просто ушла замуж. Побойся Бога, вдруг все исполнится!
– Ц1ела керча хьа корта! (Пусть голова твоя катается в крови!)– не унималась Кели.
И свою дочь, и новую родню, разъяренная мать долго не хотела видеть.
А парень оказался хороший, добрый, семья большая и дружная. Дикбер одели, обули, и началась другая жизнь, счастье. В этой семье все было по-другому. Мама мужа была женщиной мягкой. Она с теплотой относилась к Дикбер. Отец был простым и добродушным человеком. Разница между ее прошлой жизнью и новой была разительной.
Она с упоением жила и наслаждалась каждой минутой с Али. Он обладал редкой для мужчины чуткостью. Дикбер удивляла его способность смотреть на нее не пристально-осуждающе, а внимательно, словно он пытался угадать ее желания. Он был любимым сыном своей матери, но мудрая женщина не позволяла ни себе, ни кому-то еще излишнего проявления эмоций в его адрес, которые бы испортили его. Если бы Дикбер знала слово «интеллигентность», она бы применила именно это определение к описанию нравов, царивших в этой семье. Дни проходили легко. Да, все в быту осталось по-прежнему. И вставать надо было рано, и ухаживать за скотом, и готовить еду, и стирать, и убирать. Но добрая атмосфера утроила силы Дикбер, и она, не замечая усилий, все делала с радостью, и все давалось ей удивительно просто! Вечером, довольная, ложилась спать, утром, счастливая, просыпалась. А как его мама готовила лепешки! Она была настоящей кудесницей в приготовлении чеченских лепешек с тыквой. Каждую неделю, чаще в субботу, по дому разносился бесподобный запах печеного теста и топленого масла. Это был рай во всех смыслах.
