Нюрочка… утром сегодня ей стало плохо, не довезли до больницы, сердце…
Телефон упал к моим ногам, медленно подпрыгивая на каменной плитке, брызнул пластиковыми осколками в разные стороны, а я, в оцепенении, смотрела на разлетающиеся обломки собственной жизни, пока в моей голове не погас свет…
Дальше всё происходило как в страшном сне: похороны бабушки, снующие по дому посторонние люди, поминки, сдавленные рыдания, соболезнования, и, наконец, тишина… полная тишина в мёртвом доме. Она была громче самого громкого крика, била по ушам, сдавливала виски, сверлила мозг… а иногда в этой безжалостной тишине я слышала ласковый бабулин голос: «Всё хорошо, детка, ты не тревожься…», и горячий шёпот Егора: «Мы всегда будем вместе, родная…»
Приходила баба Тася, уговаривала поесть, и я, кажется, что-то ела, чтобы она поскорее ушла, чтобы остаться одной, надеясь в звенящей тишине снова услышать голоса. Забегал Славик, пытался меня заговорить, я отмахивалась от него как от назойливой мухи. Приезжала Катька, моя верная, преданная Катька, пробыла несколько дней, тормошила меня, не давала покоя, прогоняла голоса, потом вдруг пропала. Снова появилась вместе с бабой Тасей, а я искала тишины и уединения… Оставаясь одна, я бродила по комнатам, брала в руки какие-то бабушкины вещи, часами трогала, рассматривала, впитывала запахи и воспоминания, засыпала или впадала в забытье, в котором теряла счёт дням. И однажды, проснувшись, или очнувшись, я увидела белый потолок и яркий свет, вокруг меня происходило какое-то движение, шорохи, голоса, запахи, но я не могла сосредоточиться и рассортировать их по группам, разложить по полочкам, запахи растворялись, шорохи удалялись, и я снова погрузилась в мягкую и тёплую темноту…
Мне приснилась бабушка. Она ласково тормошила меня, гладила мои волосы, щекотала и приговаривала:
– Просыпайся, Анюта, хватит спать, смотри день какой хороший!
Бабушка улыбалась, седые прядки выбились из её, всегда безукоризненной, причёски, морщинки весёлыми лучиками разбегались от уголков глаз к вискам, от неё пахло земляничным вареньем и детством. Бабушкино лицо вдруг пошатнулось и исчезло, на его месте появился Егор, он грустно смотрел на меня.
Я проснулась и долго не решалась открыть глаза. Когда я их всё же открыла, я не увидела ни бабушку, ни Егора, только тот же самый белый потолок. Я повернула голову и увидела белую спину, у спины были руки и они проводили какие-то манипуляции с пузырьками и трубками на стойке капельницы. Проследив глазами за трубкой с прозрачной жидкостью, я увидела, что заканчивается она иглой, а игла, как ни странно не в яйце, а в моей руке. Я попыталась окликнуть белую спину с руками, но из моего горла вышел какой-то, даже не хрип и не писк, и вообще не звук, а просто воздух, как из сдувшегося воздушного шарика. Но у спины, оказывается была ещё и голова, а на ней уши, судя по всему, хорошие уши, потому что голова повернулась в мою сторону, и я увидела улыбающееся лицо. И только когда оно (лицо) заговорило, всё это: спина, руки, голова, уши, лицо, улыбка и белый
