похожие на детскую считалочку:
– День и ночь идем за Светом! – и суденышко, о котором никто бы никогда не догадался, что это – суденышко, вздрогнуло.
– Работает! – вышла из оцепенения Зюка, – Ну-ка, еще!
Олененок, до этого следивший за котом, тоже, будто проснулся. Изучающе взглянул на ступни, которыми ощутил вибрацию.
– День и ночь идем за Светом! – повторила дриада. Ковчег задрожал сильнее, словно пробуждающийся колокол. Мотылек покинул борт, и Мурочка никогда больше не вспомнила о нем.
Чайки на берегу замерли – все, одновременно. Суетливо заозирались, бестолково моргая, не понимая, что было источником звука.
– Скорее, Нена, скорее! – процедила сквозь зубы Ингрид, буравя чаек разноцветными зрачками. Дриада снова повторила слова, затем, без перерыва еще, и еще. Саквояж затрясло, как ракету на старте, а затем невидимой рукой потащило по битой гальке прямо в прибой. Завизжали все, даже Споменка. Волны с шелестом ударили в лоб, но, не смотря на силу, не причинили никакого вреда, разве что окатив беглянок мелкими брызгами. И тут случилась очередная странность.
Чайки, которым, казалось, дела до них не было все это время, словно сорвались с цепи. Дриада, следившая за птицами, насчитала бы максимум с десяток. Теперь же будто кто-то использовал заклятье умножения. Легионы чаек, ставшие легионами в считанные мгновенья, превратились в надрывно трясущийся водоворот – тысячи клювов судорожно искали добраться до беглянок. Клубясь черным и серым, с надтреснутым истошным клекотом рассекая и сминая воздух, взрывная волна рванула к прибою, но тут же, словно наткнувшись на что-то, растеклась в обе стороны пятном темной крови.
Пуговка больше не плакала. С отвисшей челюстью и опухшими веками глазела на берег – там творилось нечто необъяснимое. Град клювов и костей засвидетельствовал – между морем и сушей броня. Броня из воздуха.
– Они… Они не могут… – зачаровано произнесла Маргоша, но договорить не успела. Отчаливший ковчег накрыл шквал звериного ора. Лихорадочные вопли, нарастая и нарастая, сливались в единый вибрирующий звук, грозивший расколоть небо и порвать барабанные перепонки.
Стражи, выставленные Ламашту на пляже пару часов тому, тщательно следившие за вверенной им территорией, настигли и расправились с первой, но бездарно упустили вторую – главную – добычу. Никому из них невдомек было, что корень внезапной проблемы находится под боком – под кипой пластиковых шезлонгов.
А корень проблем был вполне удовлетворен ходом событий, и в отличие от мотылька не считал, что их цепочка завершена. Напротив – по его мнению, все только начиналось.
Визг, и без того невыносимый, перерос в пронзительный свист. Чайки, похожие теперь на искромсанные в шредере обрывки бумаги, царапали поверхность чего-то невидимого, ломая когти и крылья, сворачивая шеи, изрыгая звук чудовищной силы и противоестественной
