и всадник уносился прочь, не задерживаясь для отдыха и еды.
Со всего огромного пространства впереди и по бокам войска лазутчики приносили царю известия. Те, что уехали дальше расстояния дневного пути, обменивались с остальными только лазутчикам ведомыми знаками. И все они сообщали сегодня царю: ничто не препятствует продвижению войска, ничто не мешает идти вдоль реки, путь свободен.
О песне, спетой невовремя
После лазутчиков царь принимал доклады военачальников о том, что кони и люди накормлены и устроены на ночлег как подобает.
Лишь после этого он утолил свой голод жареным мясом, лепешками, фулом и чашкой мурра.
Раскинувшись на скромном походном ложе, царь был готов предаться сну, с тем, чтобы рано утром вести войско вперед.
Песня, раздавшаяся неподалеку, зацепилась за краешек сознания и удержала его на кромке бодрствования.
Часто дрожал напряженный и страстный звон дарны, и высокий голос привольно парил над ним, и затейливо вился, и падал, и взлетал, замирая у самого неба…
Настигла меня любовь,
и поселилась страсть
меж ребер моих.
Вдали от тебя пью воду —
будто песок глотаю.
Скрыться бы от души,
чтоб избежать той муки,
которую она терпит…
Сон исчез, как не бывало. Кто-то, видно очень молодой, первый раз в походе, на весь лагерь заливался о любви. Негоже это, другие песни пристали воину накануне битвы. Всему войску может это повредить в глазах Судьбы. Послать стражника умерить пыл юнца?
Посмотреть, кто в войске самый влюбленный, да заодно и размять ноги после целого дня в седле вышел царь из шатра. Отстраняюще вскинул руку – стражники, дернувшись было следом, откачнулись назад. Что может грозить царю среди преданного войска? Если в тени шатров, как тень и тень тени, неразличимо струится плащ Шагаты…
Подойдя к костру, царь увидел белый платок над безбородым лицом, яркие глаза младшего сына, проворные пальцы на длинном грифе. Под запрокинутым подбородком дрожало напряженное горло.
Остальные царевичи, включая и наследника Лакхаараа, слушали, как истинные ценители, с закрытыми глазами.
Это все они умеют, мальчишки, качать головами и прищелкивать пальцами, когда под звон дарны один из них пустится перечислять обильные прелести возлюбленной.
Да видел ли он ее хоть раз без покрывала?
Эртхиа – не видел. В этом царь был убежден. Но отметил себе: вернемся из похода – пора женить. И отселить царевича.
Царь с насмешливым любопытством прислушивался к песне. Чем таким мог околдовать Эртхиа старших братьев, у которых в домах ночные половины отнюдь не пустуют?
Младший царевич теперь тихо, бархатно выпевал:
…скорлупы ступней не раздавит,
идет, как по стеклам битым,
наверно,
