за спину.
Акамие замотал головой, отстраняясь, опасливо оглянулся на окружавших их всадников.
– Нельзя! Это – смерть и гибель нам обоим.
– Что же тогда?
– Поедем медленнее. Может быть, я смогу…
– Дай покажу тебе, – снова загорелся Эртхиа, вложил поводья в бесчувственные пальцы Акамие, вставил онемевшие ноги в стремена, объяснил, как управлять конем. – Держись прямо, брат, отпусти плечи, они у тебя как деревянные. Выше пояса напрягаться не надо.
Кони пошли шагом.
– Тебе неудобно, да, брат? – радостно волновался Эртхиа.
– Ничего, – сквозь зубы ответил Акамие, – ничего.
Его качало в седле из стороны в сторону.
Эртхиа развеселился еще пуще.
– А знаешь, это почему? Твой Шан – иноходец. Настоящий бахаресский иноходец. Этому коню цены нет, вот нет ему цены во всех царствах на все восемь сторон света! Мне его повелитель пожаловал за победу в состязаниях лучников. Он и Веселого обходит! Иногда. А ты прямо держись, брат. Слышишь, прямо! – и пронзительно свистнул.
Акамие мотнуло назад, но он удержался, натянув поводья и сжав колени. Белый Шан завертелся волчком, и не обращая внимания на своего непутевого всадника, пустился ровной иноходью следом за конем царевича. И бежали они рядом, грудь в грудь весь остаток ночи.
У Акамие захватывало дух, но сердце ликовало.
О решении царя
Царь, прекрасный и грозный обликом, стоял перед входом в шатер.
Пальцы правой руки ласкали рукоять кинжала, носившего имя Клык Судьбы.
Неподвижно застыли за спиной царя могучие стражи, нагая сталь клинков в их руках горела на солнце.
В сдержанном шуме готового к выступлению войска только небольшое пространство вокруг царского шатра оставалось неподвижным и безмолвным.
Спокойным было лицо царя, и ровным – его дыхание. Только пальцы размеренно скользили вверх и вниз по драгоценным ножнам.
Спокоен был царь, потому что вот-вот должны были умереть его тревога и ревность. Скоро – уже пора! – должен был вернуться его младший сын с бесценной ношей поперек седла. И знал царь, что был трижды прав, посылая младшего.
Младший, еще чистый душой и легкий мыслями, еще по-детски преданный отцу и – верно сказал Лакхаараа – еще мальчишка! Потому и послал младшего, что остальные не дети уже, а Акамие – прекрасен.
И в таких делах нельзя положиться на сыновнюю преданность и послушание.
Всей ладонью охватил царь рукоять кинжала: только мне и тебе…
Золотой конь скакал впереди трех дюжин всадников, и наездник в белом платке уже натягивал поводья, замедляя его бег. Но не было видно поклажи поперек седла, завернутой в черное покрывало, – и тесно сошлись брови царя.
Белый иноходец рванулся было вперед, обходя Веселого, но Эртхиа, выбросив руку,
