и последующих побоев. Я просто терпела и молчала.
Однажды я пришла на работу с синяками на лице после очередного эпизода. Помню жгучий стыд, который я испытывала, когда коллега спросила, что это со мной. Я соврала, что ударилась об стол. Больше В. по лицу меня не бил, осторожничал. Бил только по голове, по телу – так, чтобы синяки было не видно под волосами или одеждой. То, что я за 3 года избежала сотрясений и переломов я объясняю только тем, что у меня очень влиятельный ангел-хранитель.
Последний эпизод произошел за 4 месяца до развода. К тому моменту я уж прошла через массу различного рода издевательств, побоев, унижений. Однако, я пошла к психотерапевту, чтобы разобраться, что же со мной не так. С одной стороны, про мою «ненормальность» мне постоянно говорил муж-психопат, а внушать жертве вину за происходящее они умеют лучше, чем кто бы то ни было. С другой стороны, я сама где-то глубоко внутри себя понимала, что жить с монстром и терпеть побои нормальный человек не станет. Я хотела разобраться в себе и к моменту последнего эпизода я уже знала, что нужно разводиться с В. То, что происходило между нами не то, что семьей – отношениями назвать было сложно. Последний эпизод лишь ускорил мой поход в ЗАГС с подачей заявления о разводе. К тому моменту в доме появилась кошка. Я очень сильно привязалась к этому меховому комочку. Во мне было очень много любви, которую я с радостью обрушила не нее: любить мужа я не могла, а детей у нас с ним, к счастью, не было. В тот злополучный день я взяла кошку на руки, но ей совсем не хотелось хозяйских объятий. Она начала вертеться и махать лапами. В какой-то момент, отпуская ее, я приблизила лицо на опасное расстояние, и лапа с выпущенными когтями задела меня. Я подошла к зеркалу и увидела под правым глазом вырванную полоску кожи. Зная, что в перспективе это станет шрамом, я заплакала. Винить кошку я не видела смысла – виновата была лишь я. Не следовало опускать лицо, когда зверь был явно недоволен моим присутствием. Я достала обеззараживающее средство, ватный диск и начала промывать рану. В. был в кухне и услышал, что я плачу.
– Что случилось? – крикнул В.
– Кошка мне лицо поцарапала, я сама виновата. Просто больно немного и шрам останется, наверное… – ответила я.
– Ну и хули ты ревешь? Заживет! – в голосе В. слышалось сильное раздражение. Матерные же слова в общении со мной давно стали нормой.
Я молчала. Кровь остановилась, я заклеила лицо пластырем и пошла выкинуть ватный диск. В. увидел моё заплаканное лицо, я встретилась с ним глазами и направилась к мусорке. А дальше я помню все как в замедленной съемке. В. молча вскочил с диванчика в кухне, метнулся в комнату, и я услышала громкий и полный боли кошачий крик. В. схватил кошку за шкурку на спине (не за холку, именно за спинку) и, зажимая ее в кулаке, пошел в кухню. Я кинулась спасать животное.
– Что ты делаешь?! Отпусти ее!!!
В.
