письмо получишь от любимой… – В эту минуту он презирал всех этих штатских, выше военной службы для него ничего не было. Он гордился собой, своими ребятами, тем, что поют они прекрасно; если бы можно, он крикнул бы тому старику в шляпе, что стоит на панели:
– Смотри, какие молодцы, а ты, старый гриб, даже недостоин сапога нашего старшины…
Батарея подошла к столовой и до тех пор маршировала на месте, пока не кончилась песня…
Столовая – просторное, чистое помещение с шелковыми шторами на окнах, пальмами и столиками на четверых… Вся батарея была разбита на четверки… В четверку Теленкова входили Птоломей, курсант Баранов и Саня Малешкин. Ужин уже был на столах… Птоломей взял хлеб, разрезал его на четыре части с точностью до миллиграмма. Однако Теленкову горбушка показалась толще, чем остальные куски.
– Санька, отвернись, – сказал Птоломей. Малешкин отвернулся.
– Кому? – спросил Птоломей и взял в руки горбушку.
– Мне, – сказал Саня.
– Кому?
– Тебе…
– Кому?
– Баранову…
Четвертый кусок взял Теленков. И он ему почему-то показался самым мизерным. Это обидело Теленкова. Он схватил миску с пшенной кашей и стал ее раскладывать по тарелкам. Он старался быть до предельности объективным. Видимо, поэтому он и обделил себя кашей. Но никто против этого не возразил… Теленков, обжигаясь, глотал кашу и думал: «Видят же, что у меня меньше всех… И никто – ни слова. А если бы Птоломею досталась моя порция? Какой бы вой он поднял!..» Он покосился на Птоломея. Птоломей, раскрошив хлеб, смешал его с кашей, сверху полил кипяточком и круто посолил. Теленкову стало смешно.
– Что это значит, Птоломей? – спросил он.
– Самообман, – невозмутимо ответил Птоломей.
После каши хлебали жидкий чай до полного удовлетворения. Теленков опорожнил две пол-литровых кружки.
У двери стоял Горышич и терпеливо ждал, когда его питомцы закончат это чаепитие. В руках у него была записная книжка.
– Встать, выходи строиться! – скомандовал Горышич. Малешкин вытащил из-под себя пилотку, на которой он сидел, и вскочил. Горышич ухмыльнулся, раскрыл свой кляузник и что-то черкнул карандашом.
– Засек, – сказал Теленков и толкнул Малешкина локтем.
– Ну да?!
– Точно, – подтвердил Птоломей.
Из столовой возвращались тоже строем, но без песен… От ужина до вечерней поверки полтора часа. Чтоб убить их, надо иметь недюжинные способности. Половина батареи сразу же направляется в уборную курить… Часть курсантов парочками, обнявшись, ходят по двору казармы и ведут задушевные разговоры, в основном о жратве и о девочках.
– Эх, рубануть бы сейчас сальца с чесноком, – мечтательно тянет Васин, – и цены б нам с тобой тогда б, Сачков, не было.
– Да, – соглашается Сачков и смачно сплевывает.
– Сколько у нас дома этого сала было, – продолжает Васин, – целая бочка, ведер на двадцать…
– На двадцать?..
– Да,
