прохрипела она.
– Какие нах спички, вали отсюда! – рявкнул со своей кровати резкий и раздражительный Айдар.
«Где они её откопали? – подумал Захар. – Вчера вроде никаких баб не было». Он повернулся на другой бок, но тут захотелось в туалет. Водку Захар почти не пил. Во время новогодней гулянки он больше нажимал на дефицитное закаменское пиво, привезённое в продмаг по случаю Нового года. За ним постоянно охотились истинные ценители. После кислого улан-удэнского привозное пиво казалось нектаром богов. Местное покупали только, если в продаже не было закаменского или кяхтинского. Почему оно быстро скисало, никто толком не знал, но судачили о плохой пастеризации.
Захар оделся, махнул на кухне мужикам, пившим из трёхлитровой банки огуречный рассол, вышел в сени и толкнул незапертую входную дверь. Его тут же обдало обжигающим сорокаградусным морозом.
Покосившийся деревянный туалет сиротливо возвышался в глубине двора. Из тёмного очка сталагмитами поднимались замёрзшие фекалии. Стараясь не смотреть перед собой, Захар с наслаждением отлил и выскочил на свежий воздух.
Уставшая от праздничных возлияний, Шишковка ещё спала. Небо было затянуто молочной пеленой, из которой сыпала мелкая крупка, лишь отдалённо похожая на снег. Свет не горел ни в стоявших поодаль двухэтажных сталинках, прятавших в себе экспедиционный цех камеральных работ и лакомое женское общежитие, ни в соседней обшарпанной пятиэтажке, ни в родном одноэтажном бараке, построенном во времена царя Гороха из того же лесоматериала, что и туалет. Этот посёлок, расположившийся на склоне Лысой горы, недалеко от старого кладбища, на самом деле был одним из улан-удэнских микрорайонов. Шишек здесь и в самом деле хватало. Они валялись на мёрзлой земле, скапливались у корневищ одиноких сосен – последних реликтов росшего тут до войны соснового бора.
Захар вышел за ворота, закурил «Стюардессу» и несколько минут простоял, отрешённо глядя на пустынную улочку, сбегавшую вниз по склону давно застроенной сопки. После московских масштабов привыкнуть к провинциальной жизни было нелегко, но за два с лишним года эти бараки и сопки стали казаться ему родными. Человек привыкает ко всему, кроме одиночества. Докурив и выбросив окурок на дорогу, он вздохнул, вернулся во двор и поднялся в дом по крутым обледеневшим ступенькам. Света на кухне уже не было. Он разулся и на цыпочках подошёл к незапертой двери дальней комнаты. Зыбкий свет прорвавшейся сквозь снежную пелену луны осветил Фёдора и Танюху, слипшимися «ложками» спавших в прогнувшейся под ними металлической кровати. Игорь сидел у окна, смотрел на луну и обдумывал какую-то мучившую его мысль. Казалось, он вот-вот откроет рот, вытянет трубочкой губы и протяжно завоет. «А ведь мы ставни на ночь не закрыли!», – подумал Захар. Возвращаться на мороз не хотелось. Он вернулся в свою комнату, разделся и лёг в не успевшую остыть кровать.
От чугунной батареи исходило приятное тепло, но сон никак не шёл. Вспоминались заснеженные Чистые пруды, родной геодезический институт
