и сжимаю кулаки. Я не хочу тебя прощать. Из-за тебя мы продолжали оставаться здесь. Ты впустила его. И мне наплевать, что ты горько плачешь. Ты опоздала.
Ты опоздала на несколько лет. Но, несмотря на это, именно ты – не я – до сих пор дышишь. В моей голове что-то назойливо шевелится: «Ты слишком боялась уйти. Я слишком боялась остаться».
Эта мысль, словно угодившая в грудь пуля, проделывает во мне огромную дыру. Внутри меня бурлит только что зародившаяся ярость. Я ударяю кулаком в стену, но моя рука просто пронзает ее насквозь, и я чертыхаюсь. Когда я была жива, то редко ругалась, но в этот момент я всего лишь пятнышко среди подобных мне серых теней, и я выдаю столько нецензурной лексики, что хватило бы на целый словарь.
Я хочу разорвать этот мир на куски, но не могу даже оставить на нем вмятины.
Это не мой мир, повторяю я снова. Он не был моим никогда.
5
Мама,
после своего бранного монолога я чувствую себя уставшей. Но это не мешает мне продолжать попытки достучаться до реального мира. Я пробую хватать тебя, трясти, но, что бы я ни делала, у меня не получается установить контакт. В отчаянии я начинаю кричать, а потом и вовсе сползаю по стене на пол и сворачиваюсь калачиком.
Я идиотка. Идиотка! Я не должна была просто так уходить. Сбегать. Оставлять этот пропахший виски, сигаретным дымом и потом дом. Покидать эту обитель пристальных, внимательных взглядов, яростных ударов и гнетущей тишины.
Я узнаю текущие между лопатками струйки холодного пота, свое сбивчивое дыхание – даже несмотря на то, что моим легким уже не нужен воздух. Неужели те женщины из церкви были правы и человек, совершивший суицид, действительно попадает в ад? Я к тому же еще и внебрачный ребенок. Когда меня будут хоронить, уж точно не положат в священную землю.
Похороны? Разве не ими ты должна заниматься, мама? Или они уже состоялись?
Я смотрю на кровать. Ты все еще лежишь, свернувшись, как ребенок.
Поэтому я до сих пор здесь? В этом промежуточном, неясном, несуществующем месте? Я еще не обрела вечный покой в земле? Или это потому, что я некрещеная? Или все это всего лишь сон?
У меня болит голова. Я захожу в ванную и смотрю в зеркало. Сначала я ничего не вижу, но затем – возможно, потому, что я знаю, что я здесь, – медленно начинает проступать мой силуэт, а мои черты становятся четче. Цвет моей кожи – пепельно-белый. Мои глаза на оттенок светлее, а кости проступают сильнее. Так выглядят мертвые? Я наклоняюсь ближе и внимательно изучаю очертание.
Я смотрю так, как будто мое отражение даст мне ответы, расскажет мне, почему все так и что делать дальше. Но ничего подобного не происходит. «Отвечай мне!» – кричу я.
Раздается дверной звонок, и я вздрагиваю. Моя голова резко разворачивается в сторону ванной и источника пронзительного звука. Дверной звонок? Я даже не знала, что он до сих пор работает. Наш дом на Сансет-стрит зажат между двумя пустыми таунхаусами, и никто сюда не приходит.
Я
