и они встретились глазами.
Это была Она. Только со времени сна она состарилась лет на двадцать. От поля незабудок остался только легкий шарфик.
Он хотел уйти, но не смог и подошел.
Она хотела сделать вид, что не знает его, но у нее не хватило сил.
Пустыня шелестела под их ногами своими осыпавшимися лет двадцать назад коричневыми листьями. Пустыня шириной в двадцать лет пути.
Потом Она пошла, зная, что он пойдет за нею. И шла все быстрее и потом побежала.
Прохожие оглядывались на них.
Шрама уже почти не было видно, только бледное пятнышко напоминало о нем.
– Принеси попить.
Она встала с постели и направилась к кухне, но, заметив, что он смотрит на ее тело, накинула халат и стянула его поясом. Халат был махровым в больших красных маках.
Он отвернулся.
Она принесла воды.
«Хорошо бы пива», – подумал он.
Незаметно стемнело.
В сумраке комнаты он почувствовал, что ей хочется провести рукой по его лицу, но она не решается. Он взял ее руку и положил себе на глаза. Она его целовала, и ее лицо было мокрым и соленым, а руки – сухими.
Он ушел, когда она еще спала. Магазины были закрыты, но очень хотелось пива. Он думал, что если не выпьет пива, то, наверное, умрет. Язык прилипал к небу, как к топору в мороз, и во рту был отвратительный медный привкус. Он сел на ящик у входа в магазин и стал ждать.
Когда полез в карман за сигаретами, рука нащупала ее шарфик.
Пламя накинулось на незабудки так жадно, что он едва успел отдернуть руку.
Когда открыли магазин, оказалось, что пива там нет.
– О, Боже! – сказал он продавщице. – Как же вы живете тут без пива?!
Потом пошел в другой магазин, но пива там тоже не было.
Он ходил по магазинам в полуобморочном состоянии, и в голове красным сгустком бултыхалась одна мысль: «Да как же теперь жить без пива?» Во рту было солено от ободранного кровоточащего языка.
– Котя! Котя! – плакал где-то мальчик с волосами цвета скошенного поля.
Васильково, октябрь, 1983
Руины
Не пел соловей.
Не пахло фиалками.
Не кружилась голова.
Где-то блеяла коза. Казалось, почему-то, что она рожает. Вряд ли. Наверное, должна была бы блеять громче. Впрочем, может, и рожала. А когда они рожают? В какой-то определенный сезон или круглый год?
Внутри развалин стоял крепкий, на века, запах испражнений. Он преследует все развалины – и старые, и не очень. Этому запаху до лампочки, в каком веке эти развалины основали и кто.
"Хочешь, я покажу тебе самое старое здание в этом городе?"
"Ну, покажи".
"Нет, если ты не хочешь…"
"Да показывай, показывай…"
"Вот. Этим стенам семьсот лет, ты представляешь?"
"А чем они отличаются от тех, которым семьдесят?"
"Ну, что ты! Это же – средние века!
