не первый раз, но впервые за все последние годы рядом оказался человек, которому неожиданно захотелось довериться.
– В Гаскони у меня остались мать, двое братьев и две сестры. Куча племянниц и даже один племянник, – он зачерпнул пригоршню камешков и стал по одному швырять их в море. – Такое большое у меня семейство. И с ними, слава богу, всё в порядке.
– Тогда почему у вас прибавилось седины? – спросил Жак, невольно переходя опять на «вы». – Что случилось с вами во время этой поездки, д’Артаньян?
– Разве прибавилось? Я не заметил… Да нет, ничего не случилось. Просто… те вопросы, которые были важны для меня, так и остались нерешёнными, – а потом Шарль поднял на д’Эстурвиля глаза и сказал с кривой улыбкой:
– А ещё я узнал, что у меня был сын. И что он умер два года назад, совсем маленьким. Вот так-то.
Зелёные глаза Жака расширились и потемнели.
– Мне жаль, – произнёс он таким тоном, словно и впрямь был готов принять на себя частичку боли своего лейтенанта. – Тебе, наверное, очень плохо… Прости, но можно… я ничего не буду говорить?
Юноша взглянул на солдата с откровенным удивлением, потому что, испытывая потребность выговориться, в то же время, где-то боялся, что услышит в ответ набор каких-нибудь стандартных фраз.
Этого не произошло. Словно догадавшись о его опасениях, д’Эстурвиль, по сути, не сказал вообще ничего, но от его слов Шарлю даже дышать стало как-то легче.
– Спасибо, – ответил совершенно серьёзно, а кадет только плечами пожал:
– Знаешь… кое-кто… сравнивает тебя с глыбой льда. Поначалу мне тоже казалось, что это так. Но я тем более рад, что ошибся.
– Надеюсь, тебе не придёт в голову поделиться с кем-нибудь подобным открытием? – фыркнул гасконец, а Жак тогда решился задать вопрос, который уже давно мучил его:
– Шарль… а ты действительно… убил на дуэли брата своей… возлюбленной?
Лейтенант засмеялся. Высыпал на песок остатки камешков, долго отряхивал ладони.
– Вот как? – хмыкнул. – Занятно… Такой вариации я ещё не слышал.
Д’Эстурвиль испытал неимоверное облегчение, что ему всё-таки ответили. Потому что теперь, после того, как их отношения вдруг начали развиваться таким стремительным образом, он больше всего боялся, что д’Артаньян снова оттолкнёт его.
– Я так и знал, что это всё враньё, – он позволил себе улыбнуться краем рта. – Но тогда… почему ты так относишься к дуэлям? Ведь ты же сам дрался, и не раз: это понятно любому, кто пусть мельком, но видел твои шрамы!
Шарль вздохнул и долго не отвечал.
– Это… длинная история, – сказал наконец. – И не самая приятная. Возможно, когда-нибудь я расскажу, но не сейчас. Потому что нет времени, да и вспоминать, если честно… Но в двух словах это можно описать так: я не выношу поединки по многим причинам, одна из которых состоит в том… Короче, однажды я едва не убил на дуэли родного брата.
