перед сном, в то время, когда люди обычно итожат события лишь прошедшего дня, радуясь удачам или переживая поражения, он снова и снова возвращался он к размышлениям о будущем своего бытия. – Чтобы прозябать в нищете, считая, как отец с матерью, рубли от получки до получки? Как-то не вяжется это с тем, что «человек рожден для счастья, как птица – для полета». А может, завербоваться на какую-нибудь стройку века вроде БАМа? Ну, хорошо: допустим, погорбачусь там те же три года, чтобы заработать на «Жигули», накопить деньжат на кооператив, а что потом? Да та же самая убогая Угра! Потому что прописка! Нет, надо что-то другое придумать! Надо, что бы там бабушка ни говорила, дальше вверх пробиваться, тем более что первые шаги к этому сделаны: партбилет в кармане, красный диплом гарантирован. А в продолжение хорошо бы здесь, в Старограде, как-то зацепиться: все ж не родная глухая провинция. Но как?»
Ему нравился этот, как его называли, «бывший оплот германского империализма», – город-трофей у моря, доставшийся СССР по итогам войны и не похожий ни на один другой российский областной центр, в которых ему доводилось бывать. О былом величии прежде чужеземной столицы напоминали еще не до конца убранные останки древнего замка, стоявшие без крыш Кафедральный собор и огромный выставочный центр, да еще сохранившиеся в довольно приличном состоянии форты и бастионы. Рассказывали, что старинные здания и жилые дома в центре пострадали от трехдневной ковровой бомбардировки авиации союзников, которые незадолго до конца воны устроили грандиозные налеты лишь для того, чтобы город не достался русским в целости и сохранности.
Но сейчас Староград потихоньку зализывал военные раны – отстраивался, и Горелов очень не хотел возвращаться отсюда на свою, еще больше пострадавшую от войны, Смоленщину…
Ноу мани – ноу хани
Один вариант решения проблемы представился было ему в виде быковатой наружности мужчины, остановившего его на автобусной остановке возле общежития:
– Георгий?
– Да.
– Горелов?
– Мы знакомы?
– Нет, но я много о вас знаю. Моя фамилия Черникин, капитан госбезопасности. Надо поговорить.
– Что, прямо здесь? Я что-то нарушил? – испугался Горелов, лихорадочно вспоминая и не находя даже малейшего своего или родительского прегрешения перед Советской властью. Что-что, а язык он умел держать за зубами и никогда лишнего не болтал.
– Да вы не беспокойтесь, – усмехнулся гэбист, заметив его замешательство. – За вами ничего такого не числится. И вас хорошо характеризуют в деканате. Именно поэтому у меня для вас есть хорошее предложение.
– А его можно обсудить позже? Извините, я на лекции опаздываю. Очень трудный предмет: «Политическая экономика», пропускать нельзя.
– Хорошо, давайте встретимся после ваших занятий. Знаете, где наша контора находится? Я выпишу вам пропуск.
После
