расследование и собрать доказательства вины, которые помогут припереть к стенке великого инквизитора Нейтральной зоны, почтеннейшего сеньора Саграду, чтоб ему на елке болтаться!
– Вилдар, вы же понимаете, что я не могу вам этого позволить, – ровно откликнулась Пшертневская, аккуратно ставя чашку на блюдце.
– А я и не прошу вашего позволения, я великодушно ставлю вас в известность, – сердито парировал отец Криэ. – Это дело чести, Злата. Нас было шестнадцать выпускников духовного факультета Венского университета. До сего года в живых оставались двое: Ингвар Краковский и ваш покорный слуга. – Профессор театрально поклонился. – Милко Раджич и Эдгар Шпритт сложили головы, выполняя долг служителей Священной Стражи. Отец Илайя погиб в схватке с вольным чародеем, устроенной, как я теперь понимаю, не без помощи инквизиции. Остальные, в том числе и ваш отец Вацлав Пшертневский, основатель нашего спецотдела, сгинули при невыясненных обстоятельствах. После смерти Ингвара вся ответственность за погибших легла на меня. Теперь я один как перст. Но кто сказал, что один в поле не воин?
Злата сосредоточенно, не моргая, смотрела на него. Отгадать ход ее мыслей не представлялось возможным.
– Именно поэтому я и не хочу, чтобы вы во все это ввязывались, – помолчав, сообщила она.
– Я уже ввязался, – с оттенком безысходности вздохнул Профессор. – Видите эту папку? Это документы покойного Ингвара Краковского. Я получил их вчера вечером. Он вел расследование, и он же приказал в случае своей гибели отправить эти документы мне. Они – мое наследство, мое проклятие и мой крест. И вы до сих пор намереваетесь помешать мне исполнить последнюю волю мертвых?
– Хорошо, – через силу выдавила Пшертневская, откидывая со лба прядь волос. – Только я вас умоляю, ведите себя осторожней, не лезьте на рожон.
– Ничего не могу обещать, – честно ответил отец Криэ, поднимаясь из-за стола. – Мы сейчас все ходим по краю бездны. Я собираюсь выяснить все… – Он запнулся. – Или погибнуть и не узнать ничего.
Маленькая хрупкая девушка застыла посреди кабинета досточтимого Христобаля Саграды, удерживаемая двумя здоровенными гвардейцами. И казалось не совсем понятным: то ли они держат ее, чтобы она не вырвалась, то ли – чтобы не упала. Радислава действительно едва стояла на ногах. Оборотничка была полностью дезориентирована в пространстве, ее тошнило. Еще бы, после трех-то часов в камере пыток…
Высокий темноволосый человек в форме высшей инквизиции, сидевший напротив нее, норовил расплыться в бесформенную кляксу. Несмотря на расширенные зрачки, девушка мало что видела, да и слышала тоже. Лишь отдельные слова, раскаленным железом впивавшиеся в сознание:
– …единственная выжившая… Саксонский корпус… Волчий мор… кровь… смерть…
Неужели этот город позвал ее только затем, чтобы убить? О, это несправедливо, ведь он и так уже взял у нее слишком много, отнял все!
Нет, нет, нет…
А слова огненными змеями вгрызались в мозг,
