была революционно настроена, руководила кружком, за что преследовалась полицией. Такая же прогрессивная молодежь, как тётя, якобы, тогда собиралась именно в нашем доме.
Расстроенные и плачущие женщины спрашивали тётю, дойдут ли немцы до нашего городка (откуда ей было это знать!). Спрашивали:
– Катя! Что же мы будем делать? Господи! Горе-то, какое…
Как-будто моя тётя имел чёткий план действий!
Старики успокаивали бабушек. Утверждали, что Красная Армия разгромит немецкие войска ещё на границе. Вспоминали бои на озере Хасан, реке Халхин-Гол в 1939 году и войну с Финляндией. Говорили о какой-то «линии Маннергейма». О ней я услышал впервые. Успокаивали друг друга, как могли, и, обменявшись мнениями, потихоньку, молча, расходились по домам.
Как только тётя Катя сказала, что началась война, Гай побежал домой сообщить эту ужасную новость своим родным.
Всё лето 1941 года жители Корочи жили в тревожном ожидании. Сведения о ходе боёв, продвижении немецких войск вглубь страны, были противоречивыми. Ходить каждый день на базар, чтобы послушать по радио очередную сводку Совинформбюро, тётя не могла. Она работала в пошивочном ателье, как говорили раньше, «модисткой». А для нас мальчишек это слово было новое, сложное и не очень понятное. Иногда мы с ребятами бегали на базар, и, возвращаясь, домой, пытались своими словами передать, что сообщило «бюро» по радио. Нам трудно было запомнить название фронтов, городов и населенных пунктов, которые каждый день оставляли наши войска.
Лето прошло совсем иначе, чем раньше. Мы меньше болтались по городу, не бегали на речку, реже играли на улицах. Все повзрослели, помогали матерям, бабушкам. Практически всех мужчин призвали в армию. Улицы опустели, появлялись только женщины и дети. Мужчин мы видели редко. В городе остались лица, признанные не годными к военной службе и имевшие, так называемую «бронь».
Наш город стал прифронтовым в октябре 1941 года, когда немцы заняли Белгород. Линия фронта проходила по селам: Мелихово, Шеино, Шляхово, Сажное, Признанное. Задолго до этого население города стали готовить к возможным боевым действиям на его территории.
Возвращаясь с работы, тётя рассказывала, что в городе формируются отряды самообороны (что это такое я не совсем понимал), что военкомат продолжает призывать мужчин на фронт. Во всех учреждениях и жилых домах стекла на окнах приказали заклеить крест-накрест полосками газет или бумаги. Делалось это для того, чтобы от взрывной волны во время бомбёжки, они не вылетели. У нас в большой комнате было пять окон. Два выходили во двор, а три – на улицу. Я помогал тёте Кате резать газету полосками, мазать их клейстером и клеить на стекла.
Многие жители нашей улицы во дворах и на огородах рыли щели, где планировали прятаться во время возможных бомбёжек города немцами. Мы решили, что копать щель не будем, а в случае необходимости спрячемся в большой, накрытой толстыми бревнами яме, куда закапывали картофель на зиму.
Было
