был проехавший трамвай за окном. Тот самый звук, который издалека приближается, нарастает, а потом, позвякивая, уплывает дугой, растворяясь эхом вдалеке.
Ага, трамвай! Первый, обрадовалась я, значит, скоро утро, наверное, сейчас пять или шесть. Не в силах спать, я начала думать обо всем сразу. Сначала я прочитала про себя все стихи, которые помнила наизусть, а помнила я их очень много. Потом пыталась вспомнить, как будет по-английски и французски «птицы небесные». Потом начала перебирать всю свою жизнь назад и вперед. Вдруг подумала, как же это так получилось, что я оказалась здесь, и почему? Почему так долго длится и никак не закончится ночь?
Больше всего я хотела, чтобы скорее стало светло и пришло утро – с грохотом трамваев, криками ворон, людскими голосами, запахами, звуками, жизнью. Звонок трамвая был бы сейчас для меня самой прекрасной музыкой.
Когда первый трамвай проехал под окном, я уже спала. Тот, который я приняла за первый, оказался последним, и я так и пролежала всю ночь без сна, наедине сама с собой. Это была, пожалуй, самая длинная ночь в моей жизни.
Скоро меня выписали, и я забыла об этом томительном ночном ожидании. Но я даже и не догадывалась, что через какое-то время мне придется снова вернуться в ту же палату того же ракового корпуса.
II
После перенесенных волнений мама поставила мои обследования на поток. И вот на очередном из них молодой врач на УЗИ щелкнул мышкой компьютера и радостно воскликнул:
– А вот этот узелок я бы удалил! – И он потянулся куда-то, словно собирался достать из ящичка скальпель или даже ложку и быстренько удалить. – Диспансер номер пять! – бодро сказал он мне, протягивая направление.
– Как, опять? – хотела спросить я, но подумала, что в рифму это звучит глупо, и промолчала.
В диспансере у меня потребовали выписки после первой операции, которые были посланы по почте районному врачу.
– Да торопитесь, – прибавили в приемном покое, – у нас тут, знаете, с местами туго.
Районный врач, веселый и добрый алкоголик, всегда радостно встречал меня словами: «Ангел мой» – и каждый раз пытался обследовать все органы, включая здоровые.
– У него запой, – сказала густо накрашенная сестра в его кабинете. – Вот твоя карточка, отвези сама в больницу, только ни в коем случае не открывай, нам запрещено выдавать на руки больным, но раз тебе срочно… Неизвестно, когда он теперь будет.
Я поехала в обратном направлении. По дороге в метро достала книжку, внутри которой лежал конверт с выписками. И вот то самое любопытство, погубившее Еву, а с ней и все остальное человечество, словно шепнуло мне: ну ты же только посмотришь, от чего тебя там лечили, а потом обратно заклеишь. Я развернула первую страницу. Вагон тряхнуло, и лист выпал. Когда я развернула его еще раз и прочитала, то не поверила своим глазам. Черным по белому было написано: рак. II стадия. Вагон вместе с его содержимым – лицами, дубленками, шапками, сумками, раскрытыми
