Вот тогда у меня муза и ушла. Я почувствовал, что словно струна в душе лопнула, не пело ничего в сердце больше, никакой реакции на красивое. Видеть, конечно же, видел, но так, чтобы стих сочинить или песню, это увольте. То, бывало, чуть птица зацвиркала или первый снежок, сразу же рифмы появлялись. А здесь… Представляешь, как гитара без струн играет или скрипка? Вот так и я. Стал без искорки, как большинство. Звучал глухо и то если сильно постучать.
Муров молчал, давая возможность старику успокоиться. Сенин, имея от природы достаточно весёлый характер, обычно долго не переживал. И, может быть, был даже в чём-то благодарен тому жёсткому приёму. Ведь именно из-за него, тогда ещё Женя, начал углублённо читать классиков и штудировать учебники, что позволило выйти на вполне приличный, даже по сравнению с признанными поэтами, уровень, и второй раз прийти в Союз уже основательно подготовленным. Хотя и через много лет. Сомнительная получалась благодарность, с душком, поэтому, видимо, старик предпочитал отодвинуть её подальше назад, оставляя только негативные воспоминания, сочные и будоражащие нервы.
Пауза затягивалась, и Борис решил вернуть разговор в нужное ему русло:
– Так ведь вернулась Муза к вам, дядь Жень. Сейчас-то грех жаловаться. Вон как выдаёте, молодые не угонятся.
– Что есть, то есть, – заулыбался старик. – Это потому что моя, та, первая вернулась. Навёрстываем за прошлые годы.
– Откуда вы знаете, что ваша прежняя?
– Чувствую.
– А что нужно было сделать, чтобы вернулась? Вот вы, что сделали, к примеру?
Евгений Владимирович озадачено скривил гримасу, потёр шею в раздумье и неопределённо развёл руками:
– Кто его знает. Вроде ничего специально не делал. Мне думается, что Муза моя, когда от меня ушла, не пошла к своим – где там они все живут? – а по миру бродила в растерянности, как собака бездомная. Искала, кто пожалеет и приласкает. Где пригрели, там и осталась бы. Думается, что специально меня тоже не искала. Она – не то, что я, она двигалась. Хотя нет, металась, пожалуй. Птицу в клетке представляешь. Суетится, выход ищет, а чуть дай ей волю, сразу же на ближайшую ветку сядет и не знает, куда девать всю ту волю, которую получила. Она у меня – умница, шустрая. А я, так, сучок сухой. Кстати, выпивал тогда, чтоб совсем не засохнуть в тоске, и не так, как сейчас. Так что то, что мы ещё раз встретились, это чистая случайность, вот как две пули во время перестрелки. Кстати она тоже изменилась.
– Да ну, – вскинулся Боря.
– Верно, тебе говорю, – замотал головой ветеран. – Она тоже бухать начала.
Муров недоверчиво хмыкнул.
– Говорю тебе, – убеждал Сенин. – Ну. Ладно, может, не бухать, но спиртное ей стало нравиться. Раньше я писал только по трезвяне. С пьяну только хренотень всякую рифмовал для смеха. А теперь пока стаканчик не приму – никакой поэзии. А ты думаешь, почему я всё время на поддаче. Нет, шалишь, я не алкаш. То я уже бросил. Это исключительно, чтобы с музой на одну волну
