стрессовым фактором для ослабленного организма, что ускоряло реакцию на видоизмененные белки. Как следствие, такие женщины умирали через несколько месяцев, а порой и дней после выкидыша. СОН и Фонд Грас решили не афишировать подобные сведений, однако все же предоставили официальную версию: все больные МН 118 женщины бесплодны. Это сделали из-за того, что большинство мужчин сторонились больных, а физиологическое развитие у них зачастую отставало достаточно значительно (вплоть до полного отсутствия менархе). Убеждённые в бесплодии, больные освобождались от деторождения. Даже детей на воспитание им зачастую не давали (хотя после 2090 года случались редкие исключения, касавшиеся несовершеннолетних родственников или детей третьего пола).
Послабление, которое касалось «розовых» браков между женщинами, имело свои корни: пары, способные пополнять популяцию третьего пола, все еще оставались слишком малочисленными. Даже проведение «эпо» после заключения брака и по прошествии года не помогало. Число эно сократилось тогда с трети от всех мужчин до примерно одной шестой.
Либерализация законодательства имела еще две «волны»: первую – в 2075 году, когда под давлением высшего класса эно стали брать в колледжи на специальности, связанные с медициной и воспитанием, а следом, в 2077-м, разрешили трудоустроенным одиноким эно удочерять больных вирусом девочек (сказалось влияние Фонда Грас, не готового до бесконечности обеспечивать уход за инфицированными девочками в детских домах); вторая – в 2090 году, когда ЗСЦ официально запретили вмешиваться в жизнь граждан без веских доказательств. В том же году увеличили максимальный возраст деторождения с двадцати пяти до тридцати пяти лет.
Последней лазейкой часто пользовалась молодежь из низшего и среднего классов, ведь их большинство и, следовательно, ЗСЦ сложнее их контролировать. Со временем этот протест перерос в «синее» движение. Понимая, что рано или поздно молодежь может взбунтоваться, ЗСЦ просто согласились с наличием оппозиции и контролируя адептов «синего» движения в рамках своих полномочий.
У меня уже был определенный опыт работы с «розовыми». Сложная и выматывающая работа, ничего более: в таких семьях сначала приходилось работать с невротизированными взрослыми и только потом приступать к работе с детьми.
Прошли почти 74 года. Сменилось как минимум шесть поколений эно, но проблемы третьего пола так и остались без изменений: они все так же имели законодательные ограничения относительно брака, возможности получения образования, хотя тут все скорее зависело от социального статуса семьи (чем он выше, тем больше возможностей), трудоустройства.
Даже сейчас, в 2133 году, все еще ощущался осадок от тех смутных времен, что должны были остаться в учебниках истории.
С тех пор почти в каждом шоу, в каждой программе рассказывалось, что «розовые» семьи – это один из столпов общества. С экранов, афиш и полос газет Защита семейных ценностей вещала свой слоган:
