в толстую тетрадь. Она шепотом подбирает слова, которые тонут в людской толпе, но я слышу:
Я заблудилась в твоем сердцебиении,
И все кругом теперь ненастоящее.
И в этом страстном наваждении
Мне не нужна заря всходящая.
– Девушка? Девушка, а есть другой размер этого блейзера?
Эмма поднимает голову и удивленно смотрит на пожилую покупательницу в ярко-красном пальто. С трудом вырывается из творческой неги, прячет тетрадь под прилавок и профессионально улыбается:
– Давайте, посмотрим.
*** *** ***
Я – манекен. Я стою на третьем этаже огромного универмага в самом центре между отделами женской одежды, кожгалантереи, косметики и обуви. Меня обнесли красной велюровой веревкой, на ветхое тело надели винтажный костюм знаменитого дизайнера Марка Шустермана. Кстати, он же и передал меня сюда около пятидесяти лет назад перед тем, как бесследно исчез в самом расцвете своей карьеры.
Нас было много – новеньких, пахнущих клеем манекенов. Мы пребывали в волнующем ожидании, ведь совсем скоро должны были отправиться в магазины и швейные ателье для демонстрации одежды. На гладкие головы наденут парик или головной убор, тела закроют платьем или костюмом. Начнется полезная и интересная жизнь. Но я оказался с браком, поэтому был отправлен на склад. Несколько месяцев без света и звуков – самое страшное время за все мое существование. Шустрые мышки, бегающие среди многочисленных коробок, были единственным развлечением. Иногда в солнечный день через щель в стене проникала тонкая полоска света, и тогда мелкие пыльные частички устраивали танец, полный неразберихи. А когда несколько дней подряд шел дождь, противно барабаня по металлической крыше, я впадал в глубокое отчаяние. Казалось, что мое заточение никогда не закончится.
Но однажды рыжеволосая грузная Маргарита, костюмер оперного театра, положила меня на свои широкие плечи и отнесла в ослепительный и суетный мир. После сырого и темного склада видеть столько ярких красок было большим наслаждением. Я примерял легкое и белоснежное платье Фригии, страстный наряд Кармен и обноски Пер Гюнта. Это было интересное время в захламлённой комнате среди других манекенов и пыльных вешалок.
Моим другом в то время был Гоша, пьющий актер с угасающим голосом. Когда-то он был солистом и звездой театра. Поклонники оперы приходили, чтобы послушать его бархатный баритон. К ногам артиста цветы бросали охапками. Но коньяк погубил мужчину, и теперь Гоша исполняет крошечные невнятные роли. Если бы не память о прежних заслугах, актера давно бы погнали поганой метлой.
Гоша приходил в костюмерную, прятался за мной в складках платья и рассказывал о своей печальной жизни. Сколько слез и сожаления было в его словах, сколько боли и страдания. Он отпивал из маленькой фляжки коньяк и прятал нос в сгибе локтя. Глубоко дышал и смешно фыркал. Блуждал пальцами в длинных завитушках русых волос и сокрушенно
