противно визжащих, зло грызущихся между собой гиен, тут же накинулась на неё. Подобно тряпичной кукле, схватив за руки и ноги, поволокла потерявшая разум толпа Марию-Терезу по пыльной дороге, топча, избивая, вырывая волосы, с диким хохотом плюя ей в лицо. Потерявшую сознание маркизу долго пинали, пытаясь привести в чувство, разорвали на ней одежду, по очереди грубо, с особой жестокостью насиловали под одобрительные крики озверевших самок, не стесняясь друг друга, мочились на находящуюся душой между небом и землёй полумёртвую женщину, истово отплясывали вокруг неё дикие танцы. Наконец убили, но продолжали колотить бездыханное тело увесистыми дубинами. Освободившаяся от телесных оков душа поднялась ввысь и смотрела сверху на то, как отрезают груди, вспарывают живот, достают кишки и при этом веселятся, словно черти в аду. Долго продолжалась безумная зверская вакханалия, по завершении которой жертве отрезали голову.
Один из демонстрантов, обмотавшись внутренностями отошедшей в небеса маркизы и держа в вытянутой руке её маленькое остывшее сердце, возглавил революционную колонну, которая, восторженно гудя, двинулась по улицам города, выискивая противников новой власти. Остервенелая, гордая собой свора несла на пиках голову маркизы и другие части её тела, предварительно разрубленного на куски. Конечности мадам де Ламбаль болтались на пиках высоко над толпой, являясь своего рода знамёнами для тех, кто, забыв на время Французской революции учение Христа, разрешил низменным инстинктам, спавшим до этого глубоко в душах под гнётом Божьих заповедей, руководить собой. Вот тогда-то, Ваше низложенное Величество, – широко улыбнулся Шарль Анри, – сатана, находящийся в те дни в очень хорошем, даже несколько игривом настроении, удовлетворённый продолжающимся праздником смерти, устроенным в его честь взбесившимися человекоподобными существами, заронил в тупую голову предводителя шествия мысль о том, что было бы весело показать вам, хотя бы через окно, голову одной из ваших подруг.
Согнувшись в поклоне, глядя волчьим взглядом в закрытые глаза пленницы, палач издевательски-участливо спросил:
– В обморок не упали, королева, при виде головы, потерявшей тело?
Мария-Антуанетта сидела, вцепившись побелевшими руками в край табурета, до боли сжав зубы и крепко зажмурив глаза.
– Ну-ну, – успокаивающе молвил палач и вновь несколько раз быстро провёл рукой по колючей голове королевы, – расслабьтесь, прошу вас, Ваше Величество, а то ж на вас страшно смотреть, красота ведь моментально уходит, когда человек скован. Оставьте завладевшее вашим телом напряжение до последнего момента, до встречи с гильотиной, оно там нужнее. Они ведь как две родные сестры, напряжённость и гильотина, не могут друг без друга. Согласитесь, зря, в своё время, много лет назад, когда маркиза хотела уйти в монастырь, герцог де Пентьевр уговорил её остаться в миру. Возможно, тогда она и смогла бы выжить. Хотя как знать. Никто не знает будущего, кроме хозяина мира, который
