вошла няня Матильда, все они продолжили заниматься своими делами.
– Добрый вечер, дети, – сказала няня Матильда и громко ударила об пол своей большой чёрной палкой. – Я няня Матильда.
Дети не обратили на неё ни малейшего внимания, словно её тут и не было, только Кристианна подмигнула остальным:
– Вот забавно! Дверь открылась, но никто не вошёл.
Хотя все они прекрасно знали, что дверь открылась и вошла няня Матильда.
– А теперь опять закрылась, – сказал Каро, – но всё равно никто не вошёл.
– Вошла я, – сообщила няня Матильда. – Я няня Матильда.
– Кто-то что-то сказал? – с притворным удивлением спросила Джейси.
– Я ничего не слышал, – заявил Алмонд.
– Я нисё не флыфала, – повторила маленькая Сара.
– Ни фы, ни фы! – радостно заверещало Дитя. И ещё что-то добавило на языке собственного изобретения.
– Ну что же, слушайте меня внимательно, все, – отчеканила няня Матильда, – и постарайтесь услышать. Вы должны прекратить все свои занятия, убрать игрушки и пойти укладываться спать.
Дети продолжали заниматься тем же, чем и прежде. Франческа кормила такс, Квентин поливал стены классной комнаты, Энтони раскладывал варенье по чернильницам.
Няня Матильда молча оглядела всех своими чёрными блестящими глазами-бусинками и ещё раз ударила палкой об пол.
Немного погодя варенье переполнило чернильницу и потекло по рукам Энтони. Он облизал руки, но так и продолжал наливать варенье в чернильницу, а оно продолжало выливаться. Мальчику приходилось облизывать и облизывать руки, и вскоре его уже слегка подташнивало. «Это же глупо, – подумал он. – Надо просто перестать наливать варенье в чернильницу!»
Но он не мог остановиться, как ни пытался. Он просто не мог перестать наливать варенье в чернильницу! Оно продолжало вытекать, он продолжал облизывать руки и совсем скоро почувствовал себя очень плохо. Бедняга бросил отчаянный взгляд на Николаса.
Николас казнил почти всех кукол – те лежали длинной шеренгой, обезглавленные, – и уже озирался в поисках новых жертв: плюшевых мишек или резиновых уточек… Младшие, до глубины души поражённые таким отношением к их игрушкам, сокрушённо ревели, хватая брата за ноги и за руки, и от огорчения чуть не повыдёргивали ему половину волос. Но он продолжал собирать горемычные игрушки, выстраивать их в ряд и – рраз-рраз – откручивать головы. Даже его собственная драгоценная армия оловянных солдатиков стоически ожидала гибели.
А Франческа пичкала собак молочной смесью. Таксы уже были сыты по горло и не хотели добавки – даже начали угрожающе рычать. Франческа выглядела перепуганной донельзя: она и не знала, что Ириска и Изюмка умеют так рычать, – да они и сами изумлялись, потому что никогда раньше не рычали. Но Франческа продолжала лихорадочно замешивать детское питание и всякий раз, как таксы открывали пасть, чтобы рыкнуть, совала им туда бутылочку со смесью.
А Квентин
