метатель бумеранга пал, Гудэх подобрал его оружие. Уже в мирное время несколько месяцев вождь пытался научиться пользоваться диковинным предметом. Бумеранг действительно возвращался после каждого броска, вот только не в руку. Тренировки вождя заканчивались многочисленными синяками на плечах, ногах и спине, а также огромными шишками на лбу. Отчаявшись, Гудэх принёс бумеранг Уомбли и попросил проверить, вдруг это оружие заколдовано и будет работать правильно не у всех. Тщательно осмотрев предмет, доставивший лидеру племени столько боли, шаман вынес вердикт:
– Это не бумеранг, это твоя рука заколдована.
– Ты можешь расколдовать? – с радостным предвкушением спросил Гудэх.
– Конечно! Дай-ка мне вон тот топор, – старик указал на угол своей хижины.
– Держи, – вождь подал орудие с выражением нескрываемого сомнения на лице.
– Теперь клади руку на пень.
– Шуточки у тебя идиотские, Уомбли! – рявкнул Гудэх, выходя из хижины шамана.
– Какие шуточки? – с недоумением переспросил Уомбли, убирая топор обратно в угол.
Ко дню рождения Чаушина Гудэх сделал на бумеранге красивый бантик из лиан. Но увы, подарок было дарить некому. Именинник лежал без сознания в хижине, которую когда-то построил сам, прячась от ядовитой матери.
Построить дом для Куроки было делом совсем не хитрым. На берегу Зеркального Озера рос бамбук, из которого сооружали стены и крышу. Сверху хижину накрывали шкурами бизонов, чтобы дождь не попадал в помещение. Вот и всё, жилище готово. Обычно юноши занимались этим за пару недель до наступления многолетия. Став мужчинами, они переезжали из родительского дома в своё новое жилище.
Чаушин решил этот вопрос намного раньше сверстников. Уже к десяти годам он закончил строительство весьма маленькой, но очень милой хижины. Места было на одного человека, потому что юноша был уверен, он проживёт всю жизнь один. Сын гадюки не верил, что его вообще можно любить. Его жилище стояло около бизоньего загона. Засыпая, пастух наблюдал за подопечными через окно.
С тех пор, как хижина была готова, Чаушин не раз сбегал туда из материнского дома. Когда Тэхи становилась совершенно невыносимой, он просто уходил ночевать в своё убежище с твердым намерением больше никогда не возвращаться. В тот же момент Тэхи превращалась в добрую и любящую маму, уговаривая его простить прошлые обиды и обещая больше никогда плохого слова ему не говорить.
– Сынок, все порой ссорятся. Не обижайся, пойдём домой. Я приготовила нежную отбивную из бизона. Всё будет хорошо.
– Ты же знаешь, я не ем бизонов. Цезарь был моим другом.
– Хорошо, есть ещё орехи. Что-нибудь придумаем. Пойдём. Не будешь же ты вечно дуться на свою маму. Другой у тебя всё равно нет.
В надежде на жизнь, хоть немного похожую на нормальную, Чаушин поддавался уговорам и возвращался.
