которыми они прикрываются, как плащом, – одновременно сжимая в руках совершенно смехотворную соломенную шляпу.
Что делать, когда происходит такое? Игнорировать? Считать упадочничеством, слабостью, фальшивой учтивостью, недостойной внимания на том месте, где сражались и погибали тагурские солдаты?
Бицан не смог так поступить. Его собственная слабость, вероятно. Это может даже повлиять на его карьеру. Хотя в эти дни, когда война свелась к случайным стычкам, продвижение по служебной лестнице у военных скорее зависит от того, с кем из офицеров высшего ранга ты знаком, с кем разок-другой напивался или кому позволял соблазнить себя, когда был слишком молод, чтобы быть благоразумным или делать вид, что ты благоразумен.
Чтобы другие судили о твоей храбрости или о том, как ты сражался, нужны битвы, не так ли?
Мирное время полезно для Тагура: для его границ, торговли, дорог, строительства новых храмов, урожаев и полных житниц, и люди видят, как растут их сыновья, а не узнают, что они лежат в грудах мертвых тел, как здесь, у Куала Нора. Но тот же мир погубил честолюбивые надежды солдат проявить отвагу и инициативу, добиваясь продвижения по службе.
Однако Бицан не собирался обсуждать это с катайцем. Есть же пределы – внутренние границы, кроме границ, которые стерегут крепости.
Но если быть честным, благодаря этому Шэнь Таю, этому ничем не примечательному человеку с вежливым голосом и глубоко посаженными глазами, при дворе в Ригиале известно теперь и его имя.
Бицан украдкой бросил на Тая оценивающий взгляд. Катайца уже нельзя назвать изнеженным городским студентом: два года тяжелого труда на горном лугу его изменили. Он стал поджарым и крепким, с обветренной кожей и исцарапанными, мозолистыми руками. И Бицан знал, что этот человек некоторое время был солдатом. Ему пришло в голову – больше года назад, – что этот человек, возможно, даже умеет сражаться. По крайней мере, в его хижине стоят два меча.
Это не имело значения. Катаец скоро уедет. Его жизнь полностью изменило то письмо, которое он держит в руке.
И жизнь Бицана – тоже. Когда катаец уедет домой, его, Бицана, освободят от его должности и переведут в крепость Досмад на юго-востоке, у границы. Поручив единственную, особую миссию – от имени принцессы Чэн-Вань – осуществить его собственное предложение, касающееся ее подарка.
Инициативу, решил он тогда, можно проявить не только в момент фланговой атаки, командуя кавалерией. Есть и другие виды фланговых маневров, и они могут даже помочь выбраться из отдаленного форта на горном перевале над сотней тысяч призраков.
Это было еще одно, что ему не нравилось, и он даже однажды признался в этом катайцу: призраки приводили его в ужас не меньше, чем любого из солдат, которые приезжали вместе с ним и привозили припасы.
Шэнь Тай быстро ответил, что его соотечественники из крепости Железных Ворот точно такие же: они останавливаются на ночевку в безопасном месте к востоку отсюда, когда приезжают в долину, появляются здесь поздним утром, как
