друга безвольно упала вниз.
– Всё… – чужим голосом сообщил МС Крецовз.
Он грузно уселся за стол, старательно поджимая трясущиеся губы.
– Что… уже?
– Всё кончено, Ива… – всхлипнул МС Крецовз, явно испытывая невыразимую тоску.
– Свят, свят…
Ивстифий принялся креститься, куда попало.
– Заснул вроде, – пояснил МС Крецовз. – Надо ему, наверное… поспать сейчас.
Ивстифий явственно обомлел, после чего начал креститься в противоположную сторону.
– Слава Богу! Слава Те!.. Слава Те!.. Хоть ещё часок живым побудет. Гос-споди ты прямо!..
– По-твоему, хоть в аду, только бы не мёртвым?
– Филя! – строго погрозил пальцем Ивстифий. – Не нам это решать. Если человек заслужил при жизни ад, – пусь туда и отправляется. Пусь.
– А ты его, конечно, поздравишь, – желчно пошутил МС Крецовз, но, заметив, что шутка вышла неудачной, перешёл на деловой тон. – Ладно, рассиживаться нечего. Пожалуй, надо завещание глянуть. Почитаем – подумаем.
– Так вроде рано ещё, – засомневался Ивстифий, – он вроде как ещё дышит.
Филимон Томович недоверчиво покосился на раскладушку:
– В наше тревожное время ни в чём нельзя быть уверенным. Тем более – в здоровье родных и близких. А посему любовь любовью, дружба дружбой, но прежде – завещание!
Высказавшись столь решительным образом, МС Крецовз вскрыл тургаюковский гардероб. На правах детского друга он был хорошо осведомлён о местонахождении важного документа. Талантливо порывшись в нижнем белье Протазана Сильвестровича, МС Крецовз выудил поблекший от длительного хранения листок со списком посмертных распоряжений, касаемом останков автора.
– Так-с, посмотрим.
Приятели уселись рядышком, и Патиссон-оглы начал заупокойно гнусавить текст завещания, для вящей убедительности елозя по нему ногтем своего заскорузлого пальца:
– Маё зави… щание. Во имя Отца… значит, э-э… Сына и Святаго, значит, Духа! Ага… Всинощно и ежичастно преследуемовый мыселью о смертном конце, способном навсигда и внезападно настичь меня… а потому, приходясь у твердом вуме и зрелой памяти, вознамерен постановить сей датою, указанной внизу… обо мне… Об ём, значит! Тургаюкове Протазане Сильвре… Сильвестровиче, стало быть… о гражданине, как водится, и человеке… проживающем здесь со стервой Пукой вот уже четыре года… акромя… А! Кроме того, с интел… ликтуальной и ма… тиреальной соб-ственн-остью… о чём ниже.
Ива смахнул со лба капельку пота и продолжил чтение:
– Первое, значит… Э-э, весь мой движущийся и стоящий скарб заклинаю сохранять, тако ж делить по-братски. Деньги, если таковые обнаружатсца, тратить по делу или как сочтут возможным. Э-э… во-вторых. Завсегда отличаясь самокритикой… Вишь ты! Тоже критик… Нахожу владимоё мною… «Владимоё»… Чёй-то, Филимон?
– То, чем владеет, – пояснил МС Крецовз. – Читай дальше.
– А… Нахожу владимоё мною непотребным
