тёти Жени по моему устройству на работу. Надо сказать, что устроиться на хорошую работу в Киеве без прописки, без образования, без опыта в советское время было практически невозможно, а если кому-то это и удавалось, то исключительно благодаря особым знакомствам или, как тогда говорили, по большому блату. Но одно дело – устроиться куда-нибудь, и совсем другое – устроиться в хорошее место, где платят высокую зарплату и выдают её без задержек. Как само собой разумеющееся, я оказалась на ставке медицинского регистратора в единственной в то время в Киеве лаборатории контактной коррекции зрения при центральной городской больнице. Чего это стоило для тёти Жени, я даже не догадывалась, видела только, что несколько раз она пекла и кому-то относила свой фирменный торт, после чего вместе со мной поехала в отдел кадров больницы.
В свои восемнадцать лет с людьми, занимающими высокие руководящие должности, мне приходилось общаться всего несколько раз, а если не считать моего крёстного дядю Петю – председателя колхоза в селе, – дядю Колю из министерства и директора моей школы, которых я воспринимала как своих, то получался один, и этим человеком как раз и был тот самый дяденька с машиной кирпича в институте. В моём представлении начальник – это как директор, только чуть-чуть поменьше, а директор – это уже почти как бог, который слеплен из другого теста, живёт в другом мире, имеет большие связи, и подчиняться ему следует беспрекословно. В его власти казнить или миловать, взять меня на работу или нет. Именно поэтому я так волновалась перед этой встречей, повторно перекрашивая стрелки под глазами и до запаха гари завивая волосы плойкой. Я хотела понравиться. Я очень хотела быть хорошей девочкой, чтобы меня взяли, чтобы я осталась жить в Киеве и надо мной больше не висел ужас возвращения в Канев.
Под дверью, обтянутой коричневым дерматином, пришпиленным гвоздями с золотистыми шляпками, стояло человек пять. Теребя белые картонные папки с матерчатыми завязками, они о чём-то полушёпотом переговаривались. Оставив меня в конце очереди, тётя Женя заглянула за дверь, откуда буквально через несколько минут вышли две женщины, одна из которых сразу же пригласила нас. Поздоровавшись, я присела на край стула и посмотрела на ухоженную даму средних лет за массивным столом с молочно-белым телефонным аппаратом, какие, наверное, были в самом Кремле, и широкой подставкой для ручек из зелёного гладкого камня с тёмными прожилками. Именно за таким столом в моём представлении и должен работать директор, и мне очень захотелось оказаться однажды по ту сторону стола. В этот самый момент я услышала вопрос: «Как дела?» и засмущалась так, что не могла произнести и слова. Мне казалось, что женщина за столом напротив видит меня насквозь, знает все мои проделки и уж тем более знает о том, что я не поступила в институт. От стыда мои щёки запылали ещё жарче, глаза наполнились слезами, и от жалости к себе я едва не заплакала. «Я поступала в институт, но недобрала одного балла. Меня просто “срезали”» –
