волновало, главное, что я оказалась в гуще событий, вместе со всеми что-то скандировала, а в конце, когда люди вокруг запели украинские песни, я пела вместе с ними. Вечером этот митинг показали в новостях по всем телеканалам, и, увидев моё лицо на весь экран, тётя Женя вскрикнула: «Ты в телевизоре! Иди скорее сюда!» Пока я бежала, кадр на экране начал меняться, но свой чёрный платок с ярко-красными цветами и длинной бахромой, найденный однажды в бабушкином шкафу и ставший модным аксессуаром поверх пальто, я узнала сразу. Но для меня было важно не то, что меня показали в новостях, а то, что я жила в этом городе и ощущала себя его частью. Я гордилась собой, гордилась тем, как простая провинциальная девчонка смогла повернуть своё поражение в свою же пользу. Осознать хрупкость своей иллюзии я тогда, к счастью, не могла и искренне считала, что схватила удачу за хвост.
Мой рабочий день начинался ровно в девять тридцать и заканчивался в шесть часов вечера. В течение этого времени я должна была записывать пациентов на приём к врачам, давать телефонные консультации, вести книгу учёта выданных линз и принимать за них оплату. Работа, конечно, не высокохудожественная, но зато в белом халате и в окружении самых передовых в то время офтальмологических технологий коррекции зрения. Попасть на эту должность мечтали многие, платили довольно хорошо и, главное, регулярно, что являлось редким исключением среди государственных учреждений конца восьмидесятых, но место досталось именно мне. Я воспринимала всё это как естественную компенсацию от судьбы за ситуацию с институтом, а тот факт, что всё это лишь благодаря тёте Жене и её человеческому желанию помочь, моё набиравшее силу «Я» в расчёт не принимало. В стране, где всё было в дефиците, главной ценностью являлись человеческие отношения и связи, но понять это я тогда ещё не могла.
До поступления в ЛККЗ о контактных линзах я вообще ничего не слышала, и в моём представлении очки являлись единственным способом помочь людям с нарушениями зрения. Однако сама идея контактной коррекции зрения была высказана Леонардо да Винчи ещё в шестнадцатом веке, а в конце девятнадцатого оптическая контактная линза была уже подробно описана и применялась на практике. Тем не менее даже столетие спустя технология изготовления контактных линз оставалась всё ещё примитивной, а сами линзы – жёсткими и крайне неудобными. В лаборатории на специальном оборудовании вытачивалась жёсткая заготовка размером с радужку глаза, шлифовалась, а потом, в течение долгих месяцев, человек привыкал к инородному телу у себя в глазу. От сильного порыва ветра линзы часто убегали под верхнее веко – и тогда прямо на ходу приходилось их оттуда выуживать. Бывало, что в самый неподходящий момент мелкая песчинка попадала в глаз, вызывая острую боль и водопад слёз. Линзы натирали глаза, царапины на них являлись рассадником бактерий и причиной воспаления, поэтому спасительные стекляшки приходилось регулярно кипятить. Очередь на линзы доходила до трёх месяцев, люди приезжали
