называть его именно так. Но как казалось Зигелю, для Маленького Гука больше подходило его же собственное имя Эдвард. Он был настоящим Эдвардом: высоким, сухим и нескладным. А ещё Маленький Гук был подслеповат, отчего всё время щурился.
Он и араб имели статус «доверительного лица». Это означало, что любые оперативные действия по информации, полученной от них, требовалось согласовывать с начальством.
Финансист с Ганновер-сквер разрабатывался в качестве конфиденциального источника и потому ценился выше. Но, по правде говоря, Эдд Гукстейбл приносил больше пользы, чем все источники РУМО. Он не слезал с компьютера, утопив мозги в Интернете, обладал феноменальной памятью, а главное – умел безошибочно отсеивать требуемые сведения от всякой шелухи, с виду очень похожей на правду. То есть «отделять плевелы от пшеницы». В сутки через него проходило столько информации, сколько пропускает через себя техническое бюро за неделю.
Ещё издали Зигель приметил долговязого парня в тёплой клетчатой рубахе навыпуск. Их встреча проходила в парке Вашингтон-сквера под сенью триумфальной арки. В девять вечера здесь было полно народа и не составляло особого труда затеряться среди гуляющих пар или снующих повсюду роллеров.
Наблюдая Маленького Гука, Зигель подумал, что лучшей ростовой мишени пожелать было бы трудно. Бывший снайпер почувствовал, как кровь приливает к его пальцам, как рука ищет согласованности с ритмом дыхания и как чутьё подсказывает: «Вот сейчас!», выбирая момент для выстрела. Ему почему-то захотелось завалить эту мишень! На уровне совершенно не объяснимых животных ощущений. От нахлынувших чувств Зигелю даже стало как-то не по себе.
А Маленький Гук спокойно стоял в двух шагах от шумной компании и ничего такого не подозревал.
Они коротко поздоровались и пошли вдоль скамеек. Зигель давно приучил информатора к порядку. А это значило – никаких собственных соображений, только исходные данные, «исходник», говоря на профессиональном жаргоне. Вообще Зигель вполне мог бы послушать собственные соображения Маленького Гука, но предпочёл оставить это на потом. Он сформулировал задачу, коротко объяснив, что катастрофы самолётов могли быть результатом умышленного волевого акта. Зигель так и сказал: «Волевого акта». По дороге сюда он долго думал, как обозвать существо проблемы, поскольку подходящей терминологии в DPI ещё не было. Слова отказывались сотрудничать с мозгами, но подойдя к Маленькому Гуку, Зигель запросто выговорил это словосочетание. Теперь Зигеля интересовало, кто откликнется на «положительный результат», если таковой действительно был связан с умышленным волевым актом.
Они жили в открытом обществе, и потому где-нибудь, кто-нибудь, когда-нибудь обязательно бы проявился в связи с «положительным результатом». Спрятать реакцию этой воли в полном молчании было практически невозможно.
Маленький Гук выслушал всё с живейшим интересом. Он не задумываясь, и не напрягая память, поведал разведчику,
