запавшие глаза закрыты, тощие руки лежат по бокам, как у покойницы. На земле рядом с ней валяется смятый бумажный пакет, из которого торчит горлышко бутылки. Крышка давно укатилась в траву.
Кроме троих людей на скамейке, в парке никого нет. Двигаются только шершни возле мусорного бака – пара блестящих черно-желтых тел поднимается и ныряет в неустанном поиске пищи. Старик бесстрастно наблюдает, как одно из насекомых исчезает из виду за краем бака и жадно набрасывается на какую-то гниль внутри. Второй шершень принимается летать вокруг по все расширяющейся дуге и в конце концов долетает до скамьи и зависает над бумажным пакетом. За размытым пятном крыльев яростно содрогается полосатое тело. Приземлившись на бутылку, насекомое исчезает внутри.
Внезапно воздух меняется. Старик это чувствует. Прошептав второе из Семи имен, он обращает взгляд на реку, на далекий берег и темные холмы за ним. На горизонте появились странные облака. Вторая часть действа почти завершена. Старик замирает наготове, цепенеет в предвкушении. Еще секунда… еще одна секунда…
Крошечный зеленый мотылек пролетает мимо его лица и садится на тыльную сторону его ладони. Медленно раскрывает и закрывает крылья, раскрывает и закрывает… и наконец распахивает их и застывает. Все замирает.
Женщина на другом конце скамейки во сне запрокидывает голову, как будто подставляет горло под нож. На ее губах вздувается и лопается мельчайший пузырек слюны. Рот женщины раскрывается как роза.
Высоко в небе носится из стороны в сторону белая птица, потом с воплем ныряет в сторону Гудзона.
Теперь знаки повсюду вокруг Старика. Время пришло. Старик напевает под нос смертную песнь, Девять нот, и содрогается от восторга. Он ждал этого момента больше ста лет; предвкушал, планировал, готовился к тому, что предстоит совершить. Теперь время грядет, и он знает, что долгое приготовление не было напрасным.
Небо над парком все еще ослепительно голубое. Беспощадное солнце заливает землю. Металлически поблескивающий шершень отрывается от пиршества в мусорном баке, по спирали приближается к женщине и повисает в нескольких дюймах от ее распахнутого рта. Насекомое из бутылки подлетает к лицу младенца. Мать и дитя продолжают спать.
Старик молча их разглядывает, следит, как медленно вздымается и опускается грудь женщины, смотрит на ее впалые щеки и истерзанную плоть, на погруженного в сон младенца. Вот оно, человечество, во всей красе.
У Старика есть на него планы.
Наконец, после векового созерцания, он волен действовать. Наконец будущее прояснилось. Он слышал странные пронзительные крики кружащих в небе птиц. Читал древние слова, вырезанные на почерневших кирпичах города. Видел гниль на краешке нежного лепестка и темные очертания, скрытые в облаках. Прошлой ночью, отмечая рождение мая торжественным ритуалом на крыше своего дома, он видел серп луны со звездой между рогами. Больше предзнаменований не будет.
Смахнув мотылька с руки, Старик берет зонтик, поднимается со скамейки и вдавливает крошечное насекомое в землю. Младенец, больше не защищенный
