А с ним на ты вообще-то не принято.
– Так ведь это не я у него на посылках.
Философ в тоске отвернулся и огляделся. Слякотела Гороховая, мрачная, безлюдная. Влечение пропало. Стало скучно и холодно. Ума покосилась, пожала плечами и тоже потеряла интерес.
– Пришли. Под арку и в ворота…
Вэй-чжун прошел в чугунные ворота первый и, устыженный, остановился. Ума прошла подальше, но тоже остановилась. Последним под гулкой аркой, ценя трещины в морковной штукатурке, прошел философ. И – тоже стал. Что же поднялось стеной пред ними? Да ничего. Это был обычный питерский двор, на себе не кончавшийся, а уводивший еще куда-то, с в меру облезшими стенами, без деревьев, почти без машин и совсем без людей. И вместе с тем, живое, как ладонь, предупреждение удерживало от проявлений столичного самодурства. В снежном дворе осязаемо царил свой закон.
– Нет, Питер это не Москва, – выдохнула Ума.
– Почему? – Спросил Вэй-чжун, под властью гения места не ощутивший глупости вопроса.
– В Москве твоя оставленность непоправима. – Опустила голову Ума. – Ты стоишь под снегом возле дома в переулке, и нет никого, кто был бы рядом. Не важно, светятся окна или нет, идут ли мимо люди из магазина, пришел ли кто-то с тобой… Бездна аморфного безразличия под ногами. А здесь…
– Кажется, здесь ходят в гости. – Сказал Сергей, подняв коричневый палец. – Я слышу.
– Нас не погонят! – Пропела Ума. Гуськом все пошли по снежной канавке к двери подъезда.
– Вернитесь! – В хвосте колонны скрип остановился. Гусёк, сменив голову, в недоумении втянулся снова в подворотню. – Вот. – Пальто философа указало рукавом. Среди ветвистых трещин два треугольника срослись вершинами. – Вэй Чжун почтительно потоптался. Но реабилитация философа не состоялась. Спутница осталась равнодушна к его открытию. – И что? Ну, пойдемте. – Гусёк опять поменял местами голову и хвост и заскрипел в подъезд.
Лествичный воздух протерт с цементом.
– Четвертый этаж. Черная дверь.
Ума достала телефон, включила фонарь.
Через несколько пролетов провела рукой по пухлой дерматиновой двери.
– Сюда?
– Звонок не работает. – Философ сам пошарил у подошв принцессы под грязным войлоком. Открыл ключом побитую дверь. Троицу встретил длинный, еле освещенный 60-ваттной лампадкой коридор с нагромождением фанерных шкафов, детских оловянных ванночек и старых великов.
– Нам в конец.
Крались осторожно, и все равно наткнулись, погрохотали. Комната пахнула теплом и носками. My only friend the end… Не туда. Временем задувало, как в трубу. Компания забралась подальше в недра квартиры. В кухне царил полумрак. Луна заглядывала в окно, из которого был виден монументальный силуэт Исаакиевского собора.
– Чур, я сюда! – Ума вспрыгнула на подоконник. – Это ж икона, а не окно! Сергей, поставьте чайник, please, душу погреем.
Чайник опустился
