как от Рима, так и от любого другого посягателя.
– Думаете, они вам поверят? Чего ради доверяться вам и вашим добрым намерениям им следует больше, чем нашим?
– Потому что мы не посылали своих воинов в их земли, чтобы возводить там крепости, которые медленно, но верно обратятся в прутья решетки. Вы уже недавно пытались возвести укрепление на берегу самого Евфрата, этой священной реки – не ровен час, и римские армии хлынули бы через нее подобно ножам, направленным в горло Парфии!
Макрон, подавшись к Катону, прошептал:
– Поэтично вещает, поглоти его Аид – ты не находишь?
– Чш-ш, – остерег Катон на максимально допустимой в данных условиях громкости. Парфянский посланник, проконсул и легат вопросительно обернулись на центурионов, вслед за чем парфянин возобновил обличительную речь своего хозяина.
– Столь открытого посягательства Парфия не потерпит. То укрепление было явным подтверждением истинных замыслов римлян, и мы требуем не допускать подобных выпадов впредь.
– А что такое? – встрепенулся Лонгин. – Что случилось с тем укреплением?
– Оно разрушено.
– А вспомогательная когорта, посланная на строительство, – что с ней?
– Уничтожена.
– Уничтожена? – Лонгин оторопело помолчал. – Ну а пленные? Где они?
– К сожалению, пленных нет.
– Ублюдки, – буркнул легат Амаций. – Гнусные убийцы.
– Сдаться они отказались, – пояснил посланник. – Нашим воинам оставалось лишь одно: стереть их с лица земли.
Какое-то время Лонгин подавленно молчал, а затем промолвил:
– Пятьсот человек и один из лучших боевых командиров армии… Центурион Кастор. – Он гневно воззрился на царевича. – Скажи своему хозяину: это недопустимые военные действия.
Переведенные посланцем слова вызвали у Метакса улыбку.
– Действия какие? Уничтожение вашей когорты или угроза, которую она составляла нашему царству?
– Не подменяй одно другим! – воскликнул проконсул. – Он прекрасно понимает, о чем я. Когда весть об этом дойдет до ушей императора, то нет такой силы, которая воспрепятствовала бы ужасной мести, что обрушится на Парфию. И эту участь вы навлекли на себя сами.
– У нас нет желания первыми начинать войну, о полководец.
– Вздор! – спесиво фыркнул Амаций. – Вы истребляете одну из наших когорт и говорите при этом, что не желаете провоцировать войну!
Рука легата легла на рукоять меча – жест, тут же замеченный парфянами. Один из телохранителей царевича с серебристым шелестом вынул из ножен меч; змеисто блеснуло на солнце длинное кривое лезвие. Под строгим окриком Метакса воин без особой охоты сунул оружие обратно в ножны.
– Я бы на вашем месте убрал руку с меча, – тихо посоветовал Катон легату.
Напоровшись на взгляд молодого центуриона, Амаций раздул
