style="font-size:15px;"> И вздохи театралов –
Ты все отвергла… Заперлась
Ты феей недоступной
И вся искусству предалась
Душою неподкупной
Эти стихи Николая Некрасова произвели на Анастасию неизгладимое впечатление своим настроением, и она, совсем еще начинающая пансионерка сделала их своим девизом.
– Какие там ночные вакханалии!
Она не позволяла себе даже оставаться на ужины, которые устраивались доброхотами после некоторых значимых спектаклей. На этих ужинах можно было без всякой пошлости познакомиться с вполне приличными молодыми и не очень молодыми людьми. Но от Анастасии веяло чем-то высоким, жертвенным и холодным, что кроме внешности и действительно великолепных танцевальных навыков ставило ее выше других. Это неуловимо придавало Золушке вид наследной Принцессы.
Христиан Петрович Иогансон, девяностолетний подслеповатый уже на один глаз корифей сцены, сказал, посмотрев ее выступление:
– Предоставьте эту девочку саму себе, не учите ее. Ради бога не пытайтесь отполировать ее природную грацию. Даже недостатки – продолжение ее достоинств.
Он, несмотря на возраст, продолжал преподавать и пользовался в театральном мире почитанием до благоговения. И своей похвалой невероятно вдохновил Анастасию. После таких слов хотелось служить, служить и служить.
Радостей для воспитанниц, закованных в строгий распорядок было на самом деле совсем немного. Занятия и учеба поглощали практически весь досуг. И любое событие, даже самое прозаическое, служило неподдельным поводом для радости:
– Сегодня пятница, девочки!
– Ура! Вечером банька!
– Венички, венички не забываем!
– И квасок!
Пансионерки не покидали при этом территории училища. Но им приходилось пройти через несколько дворов, так что поход баню превращался в своего рода маленькое приключение. Из второго двора можно было рассмотреть силуэты в большом репетиционном зале и девушки представляли, как смотрятся они со стороны. Пройдя под арку в небольшой внутренний дворик, где были сложены поленницы дров, они попадали к совершенно деревенской уютной бане, напоминавшей лесную избушку с крохотными окошками, которая ну никак не сочеталась с парадной роскошью основного ансамбля зданий*архитектора Росси.
Внутри было тепло и уютно. Из раздевалки девушки проходили в полную жаркого пара мыльню. Там служанки в длинных полотняных рубахах добросовестно мыли и растирали юных прелестниц на деревянных скамьях, стоявших вдоль стен. Взобравшись на полок можно было самозабвенно попариться.
Голые девочки конечно же ревниво оценивали сложение друг друга. И объективным мерилом красоты было то, кого выберет себе в заботу старшая из служанок, которая всегда первая оценивающим взглядом пробегала по стайке входящих в мыльню «воробушков» и вызывала ту, которая ей приглянулась. Считалось, что
