купаться не ходил, уж очень здесь каменисто, и волна бьет так, что не зайдешь, не выйдешь без синяков, а то и похуже чего с тобой море сделает. Волнами за ночь смыть маску с ластами тоже не могло, Женька их не на песок, как ему показалось, а на высокий камень положил, когда из воды выбрался и приготовился контейнер дальше тянуть.
Кстати, вода удалила и отпечатки колес груженой тележки. Это хорошо.
– А ручонки-то у тебя слабенькие, куда уж тут железо таскать, надорвёсси еще.
Мужик поднес голубоватое пламя зажигалки к папироске, которую держал как-то странно, чуть ли не всеми пальцами, и пыхнул сладковатым дымом.
"Наркота", – подумал Женька, в носу снова защекотало.
– Слабак ты, – повторил мужик. – Попробуй, такую дуру из воды подыми. Но хоть, где лежит то, нашел? Ведь ты же нашел? И маску с ластами на радостях забыл, да?
Голос бывалого урки стал мягче, добрее, в глазах сверкнула слеза.
– Ну, ты сам посуди, что ты с этой штукой делать будешь, на что она тебе? Да и лет сколько уже с войны прошло, а морская вода она, знаешь, какая едкая, что хошь разъест. Пустые хлопоты, фраерок.
Мужик курил медленно, со вкусом, смакуя каждую затяжку, после которой задерживал выдох на две-три секунды.
– Ты нам только местечко покажешь, а дальше мы уж сами, фраерок… – Женьке понял, что урка медленно, но уверенно, по хоженой годами дорожке, впадал в наркотический транс, или попросту засыпал.
Резко стукнула входная дверь.
Быстро вошел парень в джинсах и кожаном жилете, одетом на голое тело, разукрашенном татуировками, но их было поменьше, чем у сиплого.
– Слышь, Бугор, баба сказала, что у деда тележка была, на которой он говно всякое на огород возил. Я всё обшарил и в доме, и в сарае – тележки нет!
Тот, которого парень в жилете назвал Бугром, затушил папироску в кулаке и опять повернулся к Женьке.
– Ну, а теперь что скажешь фраерок?
Глаза урки стали сухими и холодными, словно в них застыло олово.
– Не понимаю, о чем вы говорите, – тихо отозвался Женька. – Помнится, у деда была тележка, но я давно её не видел, даже не помню, какая она из себя.
Старый урка тяжело поднялся со стула и медленно направился на выход.
– Только не до смерти, – обронил он на ходу джинсовому.
Парень подошел к Женьке совсем близко, дыхнул чем-то прокисшим, скривился в щербатой ухмылке гнилыми зубами.
– Ну, как? До трех считать или сразу скажешь?
– А что вы хотите услышать?
Первый удар пришелся в солнечное сплетение.
Женька согнулся от боли, дыхание куда-то пропало, надо было сжаться посильней, но удар снизу коленкой прямо в лицо опрокинул его на пол.
Захлебываясь кровью, бегущей из разбитого всмятку носа, Женька катался по грязному полу, пытаясь увернуться от ударов, который наносил ногами парень в кожаном жилете на голое тело.
Увернуться не получалось, носком ботинка
