и покатился кубарем под лавку. Селиван пал, как подкошенный и покатился, ударившись о кочергу. Тут-то Семён и завыл, как баба при родах. «Убил я тебя, убил, Селиван! Прости крестом-богом, я не хотел, ну, ты сам, бивень, лез на рожон». Селиван пыхтел и сопел, как буйвол. Живее всех живых. Только морда краснее обыкновенного.
– Селиванушка, прости меня – это я сгоряча. Небось, башка-то болит, давай приложим холодненького.
– Сейчас я тебе приложу, дай мне только немного просохнуть. Селиван перевернулся на другой бок и неожиданно глубоко со знанием дела захрапел, а потом и вовсе заснул глубоким сном. Неизвестно, сколько он спал. Только встал поутру, глядь: рядом с ним Семён. Не стал он трогать бедолагу. Сняв с себя рубаху и брюки, направился на речку и нырнул в осеннюю холодную воду. Кряхтя, вылез их воды, рубашкой вытер тело и вернулся к Семёну. Семён проснувшись, протёр глаза, а перед ним без рубашки воссиял с небольшой шишкой на голове Селиван.
– Селиван, как башка? Небось, болит?
– Болит-не болит? Что спрашиваешь? Знамо, болит! Ведь надо было тебе, дураку, так меня треснуть, хорошо ещё, голова цела.
– Прости меня, Селиван, это я погорячился.
– Семен, ты же меня мог убить.
– Селиван, это не я, это ты об кочергу споткнулся. Полено – это так, для острастки.
– Не убил, и на том спасибо!
– Но, Селиван, силён спать-то!
– А что? Наша родня любит поспать не только на полу дома, к тому же с похмелья! Я со своим родным братаном Васей, когда еду в электричке, иной раз не то, что сидеть, поставить ноги некуда. А мы ничего, народ привычный, можем ехать и спать – хоть стоя.
– Ладно тебе шутить, шут ты из циркового балагана.
– Я не шучу, ей-Богу так!
– Селиван, пойдём по маленькой и помиримся. Мы с тобой же давние друзья. Мы друг без друга не сможем.
– Семён, мы с тобой—то помиримся, а вот как ты уладишь дела со своей бабой, ведь грех-то большой – загубил почти годовалого бычка.
А в городе дела у ребят шли на поправку, швы стали заживать, только страх как-то всё ещё не проходил. Саша успокаивал своего дружка Андрея:» Не волнуйся, Андрюха, мы не на Волге, горе-судоводитель теперь отбывает наказание в тюрьме за свою «отвагу»». А рядом всегда их любимые девушки Варя и Катя, но на всякий случай с успокоительными лекарствами. Сёстры Тоня и Надя так переволновались за эти дни, что толком-то не успели поговорить о своей жизни. Какой разговор может быть о себе, когда дети в беде. Дети выросли хорошие, да вот только муж Тони оказался алкашом.
– Надя, раньше он не пил, да на что и пить-то, самогон под запретом, участковый милиционер Ваня Арбузов приглядывал за самогонщиками. Самогонные аппараты велено было конфисковать. А теперь, как-то стало свободнее, разрешить-не разрешили, но и запретов строгих нет, правда, стращают штрафами. Мужикам делать нечего, вот они и жрут самогонку.
– А что же,
