уезжал опять, а потом и совсем пропал. После этих недолгих визитов появились три сестрёнки, все как на одну колодку. Чернобровые большеглазые с чуть продолговатым разрезом глаз. Девчонки росли как в степи тюльпаны, весной расцветами, а летом терялись в буйной траве поселковских ребятишек. Лейла была средненькой, обычной. Все восточные строгости удерживали её в нужных рамках, по заветам отцовского рода. А мать не держала в узде, наверное, доверяя воспитание обществу, как и принято в славянских традициях. Но один случай изменил её настрой на жизнь неожиданно.
В тот летний вечер она возвращалась из поселкового клуба из кино одна, а потом шла тихо, не так как обычно в шумной смешливой компании сестёр и подружек. Прошла в калитку и поднялась на расшатанное крыльцо полудома-полубарака на несколько семей, по целинным обычаям. Чтоб не споткнуться в темноте осторожно пробираясь по коридору услышала чьи-то тихие голоса.
– Тише ты, тище, вдруг кто выйдет, – услышала она сдавленный шепот. Узнала голос матери.
– Да спят уже все, – мужской голос с хрипотцой, – иди же ко мне.
– Да потерпи до попозже же, проклятущий.
– Ну Ксана, чего ты. Никто ж не услышит.
В голосах, в этом шепоте было что-то волнующее, голос матери узнаваем, но с какими-то мурлыкающими нотками. Мужской голос незнакомый, но хрипотца эта выдавала волнение. Лейла на цыпочках пошла на голоса. Они раздавались из общей для всего дома кладовки в конце коридора. Дверь была приоткрыта, она всегда болталась на петлях, если кто забывал накинуть щеколду. А щеколда-то только с наружи. Лейла заглянула внутрь. Сначала ничего не видно, небольшое оконце с торца слабо светилось ночью. Но вдруг на улице выглянула Луна, и её свет осветил кладовку магическим бледным светом. В сторонке от оконца возникли две фигуры. Девочка узнала мать по широкому цветастому подолу платья. Мужчина, вроде сосед из дома напротив, обнимал женщину, та слабо пыталась освободиться от его рук. Слабо, так чтоб он не отошёл.
– Ну перестань. Я к тебе через часик прибегу. Дочек посмотрю и к тебе.
– Ну Ксана, милая. Я так наскучал…
Мужчина всё ближе притягивал мать ксебе целовал плечи, шею. Мать расслабилась, теребила курчавые волосы, откидывалась головой, избегая поцелуев, и улыбка зубами поблескивала в лунном свете.
– Сумашедший, наскучал он.
– Да, да, Ксана, истомился весь. Ты только потрогай.
Рука женщины с головы соседа скользнула в низ, нырнула под рубашку навыпуск. А мужчина притянул женщину к себе.
– Ого, – хохотнула сдавленно мать, – действительно наскучал. Как вздыбился!
– Ксан, не тереби его, взорвётся.
– Ну ка, ну ка, я ему взорвусь! До прежде времени та.
Пара продолжала целоваться всё теплее. Лейла замерла, сердце её стучало и было готово выпрыгнуть из груди. А мать двумя руками задрала рубашку соседа и стала целовать его
