style="font-size:15px;"> За окном кипела новая, настолько интересная жизнь, что возбужденная Алла бросилась к чемодану с вещами. Ей не терпелось слиться, стать частью той неизведанной жизни, что с каждой секундой влекла ее все больше. Она надела свой лучший сарафан и отправилась гулять по вечернему Сеулу, отбросив все страхи, исключая возможность заблудиться и навлечь на себя неприятности. На подсознательном уровне к ней пришло ощущение, что где-где, а в Гангнаме за безопасность можно не переживать, все до последнего столба здесь вселяло уверенность в полной защищенности. Она понимала, что даже если заблудится, подойдет с визиткой отеля к любому таксисту, и тот без проблем довезет ее до места. Жителям Гангнама наиболее подходило выражение «жить, как у Христа за пазухой», только в данном случае не у Христа, а у южнокорейского правительства.
Квартал за кварталом Алла шла как зачарованная, огни большого города ее манили; она шла наугад, без цели, без маршрута, находилась как будто в состоянии опьянения, или же душа ее парила во сне. Беспричинная радость, необычная обстановка, люди вокруг – ей казалось, что все это происходит не с ней, а с кем-то другим. Рядом не было того, кто бы мог ее ущипнуть и доказать, что все происходящее с ней не сон, не кадр из фильма о красивой жизни, а явь, дни, отпущенные ее страдающей душе на исцеление.
Где-то впереди мелькнул знакомый силуэт, прозвучал знакомый смех… И туристку мигом низвергло из рая в ад! Сердце забилось, Алла участила шаг. «Вот так встреча, имел бы совесть! Расстались, а он уже с другой!» – тяжелый вздох, и снова мокрые глаза… Нагнала парочку, сама не зная зачем. Заявить сопернице, что все еще считает его своим? Или раствориться в бездонной неге его глаз?
Не колеблясь ни секунды, она дернула парня за руку, и тут ее прошибло током: то был не Пашка. Обернулся красивый кореец, со спины похожий на бывшего; его подружка аж вскрикнула от неожиданности. Ошарашенная парочка в немом волнении уставилась на Аллу, а она, готовая провалиться от стыда сквозь землю, принялась рассыпаться в извинениях, насколько позволял ее английский. Корейцы посмотрели на нее как на умалишенную и, сказав что-то на своем, поспешили прочь.
Алла поплелась по улице, чувствуя себя полной идиоткой. Ей казалось, что все стали свидетелями ее позора и теперь смотрят вслед; и хотя в действительности это было не так, она натянула по самые глаза панаму, которую прихватила с собой, чтобы не привлекать внимание к блондинистой голове и слиться с толпой.
Зачем она приехала в Корею, где еще сильнее ощущала присутствие бывшего парня и в случайных прохожих видела его лицо, зачем? Как сложно признаться в том, что ее все еще тянет к нему. Любовь стала болезнью, хронически протекавшей формой с периодическими обострениями в виде приступов истерик, слез, а путь до полного исцеления мучителен и долог. Алла ошибалась, решив, что преодолела этот путь наполовину: приезд в Сеул вернул ее на сто шагов назад, сковырнул плохо затянувшуюся рану, и даже на отдыхе ей не было покоя. На смену радости в душе поселилась печаль; кто бы знал, какая тончайшая параллель проходила между приездом в Сеул и резко оборвавшимся
