лет, отец работал в районо. Что-то там в школе у него было не очень ладно с директрисой, из-за чего-то они поссорились, и он из школы ушел водителем в это районное управление в Бийске. Главным там был длинный, худой человек по фамилии Вирбицкас. Долгое время я думал даже, что это не фамилия вовсе, а так называется его должность, потому что все называли его по фамилии. И отец часто говорил: «Поеду к Вирбицкасу…». Когда я однажды, уже через несколько лет, спросил его: «А кто раньше вирбицкасом работал?» – он долго смеялся, и только тогда я узнал, что это не должность. Отец подружился с ним давно, еще до того, как пошел к нему работать. Видимо, по дружбе тот его и взял. Дружба эта была странная и крепкая. По возрасту они были примерно ровесниками, но по положению, по статусу, по образованию, конечно же, находились совсем в разных категориях. Про Вирбицкаса говорили, что он самый образованный, самый умный. Да он и говорил совсем иначе, чем другие, – сдержанно, кратко, очень точно выражаясь. Мог запросто что-нибудь цитировать по памяти, пошутить так, что его шутка была понятна лишь некоторым, в том числе ускользала и от меня, хотя я и понимал, что он пошутил.
Бийский район был большим, школа – в каждой деревне. Вот по этим деревням они с отцом постоянно мотались и зимой, и летом. Когда у меня были каникулы, отец часто брал меня с собой. Почему-то я не помню, чтобы он брал нас с братом обоих, хотя, скорее всего, такое тоже бывало, но обычно я один сопровождал отца с его начальником в эти поездки. Мы бывали в школах, у директоров школ в их домах, в разных других местах и заведениях. Я уже знал всех директоров и видел все школы. Мне было все интересно, и не зная фактов, и стесняясь что-то спрашивать у взрослых, я придумывал разные истории и биографии встреченным необычным людям и новым местам. Но самое интересное было всегда в самой дороге. Во время этих долгих переездов отец и Вирбицкас всегда разговаривали. Эти нескончаемые разговоры и были самым важным и интересным. Разумеется, я мало что понимал, о чем они говорят, но по интонации, по вовлеченности обоих в беседу было ясно, что говорят они о важном, нужном и на равных. Уверен, что это всегда были откровенные разговоры, о чем они точно не стали бы говорить с другими. Они сидели впереди в «бобике» (ГАЗ-69), а я за ними сзади на боковой скамье. Про меня чаще всего не вспоминали и не обращали на меня внимания, а я внимательно слушал и не докучал взрослым своим присутствием. Иногда я засыпал на ходу, особенно если было уже поздно. А возвращение домой из поездок ночью было обычным делом.
Вирбицкаса я боялся. Хотя он время от времени со мной шутил и пытался разговаривать, но бесед у нас с ним не получалось. Еще я к нему настороженно относился из-за мамы, которая не любила его, наверное, ревновала отца к его другу и часто что-нибудь недовольно про него говорила. Дети верят матери больше, чем кому бы то ни было. Хотя часто он бывал у нас дома и со своими двумя сыновьями, и наша мама всегда их принимала. Однажды, когда что-то там у них неладно было в семье, Вирбицкас несколько дней жил у нас и спал на раскладушке. Тогда он подарил нам с братом по красивому в красной коже блокноту, и в этот блокнот я потом стал записывать какие-то
