Антон прогуливал часто, я – нет, только иногда просыпал первые несколько, если дома не разбудят и не скажут, что я в конец обнаглел себя так вести, но Антон, это тот еще артист, без разговоров – тогда в школе, он, зевая, часто говорил мне что-то такое: «ну, во многом я не согласен с тем, что мне сейчас втирает эта женщина, Артем, бабушке нужна помощь…» «Какой такой бабушке, твоей что ли?» «Она уже неделю просит вычистить погреб, какие-то банки нужно перенести в дом, а как ты понимаешь, я это один не осилю…» «Блин, когда?» «Сейчас» «А английский? Ты приперся на третий урок, молодой» «Английский ты и так знаешь» «Меня ты все равно на черную работу не заманишь», говорил я, и Антон медленно моргал, как бы сочувствуя моему умственному развитию, хотя я понимал, к чему он клонит, а это все лишь игра. Он говорил: «Дурак, ты че, пить не хочешь? Там, – уже шепотом, – настойки несколько бутылок, употребим парочку» «Я тебя понял, но сначала по-русски говорить, не? Валяем оба тут дурака, когда можно быстро все решить».
В то время эти психи только начали по всей стране утыкивать камерами школы и впускать родителей к детям по пропускам, как в настоящей тюрьме, хотя, как и многое в стране, охрана нашей школы все равно сделана через задницу, и школьники, как и курили двадцать лет назад за деревянным сортиром у черного входа, так и курят, и как была там дыра в заборе, так и осталась, в которую мы с Антоном без трудностей и пролезали на склады, а оттуда уже по дворам двигали три-четыре квартала до его гаража. Школьные прогулы хороши не только тем, что не учишься, это еще и приятный всплеск адреналина. У него гараж прямо под окнами его квартиры, в нем мы очень часто зависали, а еще у Антона всегда в карманах шелестели купюры, я не понимаю откуда, мы все были не шибко богаты, но у него они имелись, и он тратил их все на водку:
эта водка открывала нам кучу возможностей для продолжения банкета – мало того, что мы сами не учились, так ведь еще и другим не давали – его дедовскую настойку могли переварить далеко не все и далеко не всем это в принципе было нужно. Дед, кажется, ее гнал из своих армейских сапог, ибо вкус у нее был пренеприятный, и кого мы обычно к себе звали, от нее держались как можно дальше… Стекая в кресло после второй или третьей рюмки, я обычно открывал список друзей, а Антон включал свою стереосистему на полную катушку, и от этой басистой хреновины мое сердце рывками тянулось к печени. Мы переписывались со всеми знакомыми девчонками из трех ближайших школ – они на уроках, но мы всегда настойчивей среднего образования – нам очень хотелось напиться и трахнуть кого-нибудь на пыльном гаражном кресле, как у Довлатова было в рассказе, и не всегда мы трахали одну, и не всегда трахали в принципе – довольно часто Антон таким макаром затевал скоропостижные романы, чего мне самому делать ни в коем разе не хотелось – в конце концов эти девчонки сбегали с уроков к двум озабоченным пьяницам, о чем тут речь вообще? И Антон, наверное, это тоже понимал, потому что, встречаясь с одной, неизменно приглашал новеньких на свое кресло, и ничего нам не мешало это повторять раз за разом. Просто он
